огромный! Чуть ли не с Бельгию! И туда надо поехать и сюда. И все на мне. Вернешься поздно вечером в конюшню, а ноженьки гудут, сил нет терпеть!

29 нюня. Опять по поводу оперативности. Сегодня ездили в другую деревню, и по дороге редактор мечтал вслух:

— А мне даже не надо машины! Хоть бы мотоцикл с коляской!

На это Агафон заметил:

— Сметой не предусмотрено!

И так стеганул меня кнутом, что я споткнулась на обе передние ноги.

Редактор, конечно, прав! Ведь сколько лошадиных сил имеет район (с целинными землями, заметьте!) со всеми своими тракторами, комбайнами и другими машинами. Если их сложить, получится многозначная цифра. А газета, которая должна освещать работу всех этих «сил», имеет в своем распоряжении только меня, то есть одну, будем прямо говорить, довольно-таки хилую лошадиную силу.

2 июля. Редактор все-таки хороший человек, не то что Агафон. Сегодня он ходит по двору с секретарем райкома, и я собственными ушами слышала, как он сказал:

— А конюшня наша! Посмотрите: крыша прохудилась, столбы покосились! Если вам нас не жалко и вы никак не соберетесь дать редакции приличный дом вместо нашей развалюшки, — пожалейте хоть нашего Россинанта! (Одеp, Россинант, Худоба, Машка и Мортира — это все я!) Надо ремонтировать, а денег нет!

На это секретарь райкома строго ответил редактору:

— У вас последнее время наблюдается потребительский уклон в мыслях.

Редактор вздохнул и ничего не сказал.

5 июля. Нет, редактор — нехороший человек! Сегодня во время поездки он взял у Агафона вожжи и кнут и правил мною сам.

Сначала все шло хорошо, а потом редактор начал рассказывать Агафону про какого-то уполномоченного «Заготскота», который не реагирует на критику в районной газете.

— А ведь мы его крепко стеганули! — сказал редактор и, наверное, для наглядности угостил меня кнутом, так, что я закрутила хвостом и перешла на старательную рысь.

Но на редактора моя реакция и моя старательность не произвели, однако, никакого впечатления Продолжая жаловаться Агафону на учреждения, не отзывающиеся на критику в районной печати, он при этом непрерывно стегал меня по крупу кнутом и еще приговаривал:

— Только крутят хвостом, как наша Мортира, и ни тпрру, ни ну!

Сказал «тпрру» — я послушно остановилась. За это он мне еще прибавил. Нет, нет, нехороший человек!..»

В таком же духе выдержаны и другие записи в «Дневнике серой кобылы». В них она касается разных сторон жизни районной газеты: состояния полиграфического хозяйства, бумажного снабжения и т. д Я не публикую эти записи потому, что считаю бестактным вмешательство лошади в вопросы, стоящие вне ее компетенции. По транспортной проблеме пусть высказывается, пожалуйста! Тут ей, как говорится, и карты в копыта! А насчет остального пусть лучше позаботятся люди.

СТРАННЫЙ МАЛЬЧИК

Перед уроком географии в класс вошла классная руководительница Анна Павловна и с ней новичок, бледный толстый мальчик с большими, чуть оттопыренными ярко-розовыми, как промокательная бумага, ушами.

Стало тихо.

Мальчики и девочки, сидевшие на партах, с любопытством глядели на новичка. А он стоял спокойно, держа свой портфельчик с учебниками за длинную ручку, и улыбался весьма независимо.

Форменные серые штаны были ему длинны, не по росту и внизу лежали гармошкой, так, что наружу высовывались лишь носки ботинок.

— На нашего управдома похож! — шепнул Костя Гаранин своему соседу по парте и закадычному приятелю Эдику Буценко.

— Ребята! — обратилась к классу Анна Павловна. — Познакомьтесь с вашим новым товарищем. Его зовут Сережа Полосатиков. Он перевелся к нам из другой школы. Вы его не обижайте. Иди, Сережа, садись, вон там есть свободное местечко, на третьей парте!

Важно наступая каблуками на манжеты своих длинных штанин, Сережа Полосатиков проследовал к третьей парте и сел рядом с тихоней Любой Марковкиной — как раз позади Кости Гаранина и Эдика Буценко.

Потом Лина Павловна ушла, и начался урок география. Сергей Сергеевич, географ, вызвал к карте Любу Марковкину. Люба храбро взяла в руку указку и стала бойко выкладывать все, что успела за вчерашний вечер узнать про горные хребты и реки Южной Америки. Эта тихоня здорово знала урок!

Воспользовавшись удобной ситуацией. Эдак Буценко обернулся к новичку и спросил его шепотом:

— Марки собираешь?

— Зачем? — тоже шепотом, вяло кривя нижнюю губу, ответил новичок.

— Как это зачем?! Интересно же! Вот бы марку Ганы добыть!

— Чепуха!

— Что чепуха?!

— Марки все эти — чепуха!

— Это, брат, ты загибаешь! Если марки — чепуха, зачем же тогда их на почте продают? И в магазине филателическом?

— Мало ли какую чепуху продают в магазинах!

— Да почему же марки-то — чепуха!

— Потому что, когда их отклеиваешь, они рвутся. А когда наклеиваешь, к языку прилипают!

Костя Гаранин не выдержал и тоже обернулся к новичку:

— Ты, Полосатиков, наверное, язык в клей обмакиваешь, поэтому они и прилипают!

Этик Буценко представил себе, как толстый Полосатиков засовывает длинный красный язык в банку с клеем, и громко рассмеялся. Сергей Сергеевич оторвался от карты, по которой отважно путешествовала со своей указкой Люба. Марковкина, и строго прикрикнул:

— А ну, потише там. Буценко и Гаранин. В коридор захотели?

Наконец довольная Люба вернулась за свою парту. Ее просто распирало от гордости. Она ждала, что новичок сам скажет ей что-нибудь приятное, но новичок не обращал на нее никакого внимания: он рассматривал волосы на затылке Эдика Буценко так, как будто это были не волосы, а притоки южноамериканской реки Амазонки — самой большой реки в мире.

Тогда Люба, глядя прямо перед собой, чтобы Сергей Сергеевич ничего не заметил, сама шепнула своему соседу:

— Пятерочку заработала!

— Чепуха! — ответил сосед тишайшим шепотом.

— Пятерка — чепуха?!

— География вся эта — чепуха!. Параллели, меридианы… воображаемые линии. Подумаешь! Если они воображаемые, зачем про них учить? Где хочу, там их и воображаю!

— Ты какой-то странный! — прошептала Люба, продолжая глядеть прямо перед собой, и отодвинулась от Полосатикова на край парты.

Заболела «англичанка», и последний урок оказался свободным. Анна Павловна предложила всем классом пойти с ней в Третьяковскую галерею посмотреть картины знаменитого художника Васнецова.

Все были очень довольны, И все решили пойти, все, кроме Сережи Полосатикова. Он быстро собрал свои учебники и тихо нырнул в гардероб — одеваться.