И ее мужа – полного, рыхлого, престарелого субъекта с манерами торгаша из мясных рядов.

Сергей положил руку на рычаг переключения скоростей. И снова передумал. Уж больно хотелось дождаться возвращения «толстого борова», как он окрестил Мирзаяна. Чтобы все было точно, наверняка.

Боров появился под широким навесом левого входа довольно скоро. Даже в невыносимую жару он не снимал пиджак дорогого костюма, сшитого на заказ в известном ателье на улице Куйбышева. Вытирая на ходу платком покатый лоб, он протиснулся сквозь толпу и направился к автомобилю.

– Вот теперь в самый раз. – Аристархов нажал на педаль сцепления и включил первую скорость.

* * *

Тридцатилетний Сергей Сергеевич Аристархов был отставным майором НКВД. Начинал он службу в ОГПУ[4] Рязани; получив первое офицерское звание, перебрался в Москву. С начала войны и до апреля 1942 года защищал столицу в составе стрелковой дивизии НКВД, за проявленный героизм получил орден Красной Звезды.

После того как немцы были отброшены на запад, Аристархова вернули в структуру оперативного отдела, где ему приходилось заниматься охраной членов правительства и руководства партии, арестами, обысками, наружным наблюдением. Служакой он был исправным, дела и карьера шли в гору. За короткий срок стал майором и обладателем хорошей квартиры в ведомственном доме на улице Герцена.

Внешностью Аристархова бог наделил знатной. Красавчик – с какой стороны ни погляди. Высок, статен, подтянут, на голове копна волнистых волос цвета темного каштана. Лицо с правильными и строгими чертами, над верхней губой тонкие усики. С такого лица впору было писать плакаты. Ежели надевал мундир, так встречные барышни на улице забывали, куда шли. Впрочем, и гражданские костюмы сидели на нем, как на самых именитых артистах советского кино.

Любили его женщины. Ох, как любили! На том и погорел.

Был он закоренелым холостяком, жил в неплохо обставленной отдельной квартире. В конце 1944-го Сергей одновременно крутил романы с тремя видными дамами, среди которых значилась и ведущая актриса театра имени Ермоловой, обладавшая редкой персидской красотой. Актриса была востребована не только в театре, где играла первые роли, но и за его пределами. Некоторые партийцы и чиновники были не прочь познакомиться с ней поближе, но она предпочла молодого красавчика в чине майора.

Аристархов шибко увлекся любовными играми и настолько уверовал в безнаказанность своих похождений, что в какой-то момент забыл об осторожности. Забывчивость привела к тому, что он завязал знакомство с четвертой особой, оказавшейся супругой начальника Специального отдела ОГПУ. Занимаясь шифрованием, отдел обеспечивал секретность в различных ведомствах, а потому его начальник слыл очень влиятельным человеком. Настолько влиятельным, что с момента, когда он узнал о похождениях супруги, и до момента увольнения из рядов молодого майора Аристархова прошло не более двух часов.

«Радуйся, что легко отделался, – буркнул тогда шеф, подписывая обходной лист уже бывшего майора. – А мог бы отправиться на край света добывать сырье для нашей бумажной промышленности…» Шеф знал, что говорил, ведь отныне жизнь Аристархова не стоила и плевка.

Но случилось чудо. Он не только не пострадал, но и остался на свободе. Более того, его даже не вышвырнули из ведомственной квартиры. Про купленную по случаю дачу в Подмосковье, слава богу, никто не знал.

Увольнялся Сергей без пенсии, без выходного пособия. Сдав оружие, документы и форму, призадумался. Сбережений не имелось, так как привык жить на широкую ногу. А как же иначе? На свидания с первыми красавицами столицы в потертом пиджачке не походишь и в заводскую столовку их не потащишь. Вот и уходило все офицерское жалованье на добротную одежку и рестораны. Теперь надо было как-то устраиваться, искать подходящую работу.

Помог случай. У пожилого соседа по лестничной клетке, некогда занимавшего должность в ГУПО[5], воры вскрыли во дворе гараж и увели мотоциклет. Для деда-пожарника это стало вселенской трагедией. Милиция подобными мелочами практически не занималась – в те времена в Москве действовали организованные банды, донимавшие преступлениями посерьезнее. В общем, решил Сергей по-соседски пособить и, используя наработанный оперативный опыт, провел расследование по горячим следам. Ровно через сутки мотоцикл снова стоял в гараже, а совершившие кражу юные оболтусы отправились в ближайший РОМ[6]. Дед был счастлив и едва ли насильно всучил сыщику пятьдесят рубликов.

«А почему бы не заделаться частным сыскарем? – подумал тогда Аристархов. – Если не отправят на фронт, надо будет попробовать…»

* * *

Вечерело. Солнце спряталось за крыши домов, невыносимая жара отступила. Машин на улицах Москвы становилось все меньше, а народу, наоборот, прибывало.

Покинув площадь Белорусского вокзала, Сергей доехал до Садового кольца и повернул на Смоленскую улицу. Далее по Можайскому шоссе предстояло промчаться два десятка километров до железнодорожной станции Одинцово, где пассажирский поезд Москва – Смоленск делал вторую остановку. Поезд только отошел от вокзала, но Аристархов все равно давил на педаль газа и прибавлял скорость…

На станцию, как и предполагалось, он прибыл раньше пассажирского состава. Остановив автомобиль на небольшой пыльной площади рядом с водонапорной башней, Сергей хотел покурить, но почувствовал, что затекли ноги. Пора было размяться.

Прихватив папиросы, Аристархов вышел из машины, отряхнул наглаженные темные брюки, поправил воротник белой сорочки и побрел к длинному пустовавшему перрону, тянувшемуся вдоль одноэтажного станционного здания…

Сидя на деревянном диванчике и дымя папиросой, он с наслаждением представлял милые черты Марии, ее озорные глаза, мягкий грудной голос и не заметил, как вдали над восточным горизонтом появился дымок. В безветрии раскаленного воздуха он поднимался однообразными клубами вверх и, лишь достигнув высоты, ломался невидимым потоком, ложился набок и растекался по-над полями и оврагами деревеньки Глазынино.

Из забытья его вернул хрип громкоговорителя. Торопливый женский голос извещал о скором прибытии на первый путь поезда Москва – Смоленск.

Сергей бросил в урну окурок, встал, привычно оправил одежду и посмотрел вдоль путей. Обдавая округу белесым паром, по блестевшему сталью полотну катил паровоз.

«Слава богам! – вздохнул Сергей и вдруг ощутил новый прилив волнения. – Ого! – подивился он. – Уж не влюбился ли я в эту девчонку?..»

Громыхая на стыках и поскрипывая тормозами, мимо катились пассажирские жесткие вагоны. Следом поплыли мягкие купейные, именуемые в народе «егоровцами», так как выпускались на Ленинградском вагоностроительном заводе имени Егорова. Аристархов ловил взглядом таблички с номерами и поджидал девятый…

Нужный вагон остановился неподалеку. Пригладив ладонью непослушную шевелюру, Сергей решительно направился к раскрывшейся двери рабочего тамбура.

В двух шагах от темневшего дверного проема его опередил хорошо одетый проворный мужичок с подростком – то ли сыном, то ли внуком. Он попытался было подсадить пацана на нижнюю ступеньку лестницы,