лучшие времена. Всего месяц назад под Пашей числилось восемь проверенных корешей. За плечами каждого были десятки рисковых делишек и по несколько ходок. Взломщик, домушник, карманник, бывший конокрад, майданник[13]… Каждой твари по паре. Все шло распрекрасно: сотрудников милиции с начала войны в городах заметно поубавилось, у государевых шишек головушки болели по другому поводу – мобилизация, эвакуация, оборона, снабжение фронта…

К середине октября 1941 года положение на фронтах сложилось скверное. Уже полмесяца шла битва за Москву, Красная армия оставила Калугу, под Брянском и Вязьмой в немецком плену оказались около семисот тысяч советских солдат и офицеров.

Пользуясь неразберихой, многие банды ринулись грабить и убивать. Не отставал и Паша Баринов, решив поживиться ценными деликатесами на одной из подмосковных продуктовых баз. Знал точно: по ночам ее охраняют три пожилых сторожа, вооруженные двумя винтовками и одним револьвером. Дельце не шибко сложное, ежели выгорит, то куш выйдет шикарный.

Не выгорело. Оказывается, незадолго до налета охрану базы усилили служебными собаками, а старенький револьвер заменили на «ППД»[14]. Так что проникнуть за забор без шума не получилось, отчего и порушился весь план. А там и героические старички не сплоховали – отстреливались до последнего. В общем, положили кодлу. Невредимыми унесли ноги только Барон, Лева да Ибрагим. Они прихватили с собой двух раненых: один нынче находился на излечении у бардачки в Люберцах, другой вскорости отдал богу душу. А трое так и остались истекать кровью под фонарями продуктового хранилища.

Барон после той неудачи приуныл, запил горькую. Ибрагим его всячески обхаживал, покуда Левка рыскал по блатным в поисках пополнения. Сыскать удалось только одного молодого паренька, укрывавшегося от призыва в армию и согласного на что угодно, лишь бы не становиться под ружье.

– Равель Петров, – назвался он, когда Лева привел его к главарю.

– Чего?.. Какой еще Равель? Ты из евреев, что ли? – Паша поднял на новичка мутный взгляд.

– Равель – мое имя. Родители так назвали, – смутился парень.

На вид ему было около двадцати. Чуть выше среднего роста, сильно худой, узкоплечий, с прямыми непослушными волосами. На белом лице двумя угольками блестели живые темные глаза. Парнишка показался каким-то неловким, сильно зажатым. «Пришибленный, – отметил про себя Паша. – Да еще Равель, мать его. Вот дура баба – нашла имечко. Видать, совсем дитя не любила…»

– Никаких «равелей». Забудь. С сегодняшнего дня будешь Петрухой, – отрезал он.

Паренек был не против.

– Не хочешь, значит, на фронт, в окопы?

– Не, – мотнул тот головой, рассыпав волосы по широкому лбу.

– Это правильно. Пусть краснопузые сами себя защищают. А чего в глаза не смотришь?

Новичок топтался на одном месте и не знал, что ответить.

– Никого не бойся. Смотри в глаза и улыбайся. Садись.

Петруха уселся за стол, заставленный бутылками и тарелками с простенькой закуской – селедкой, вареной картошкой, огурцами, чесноком и зеленым луком.

– Вино пьешь?

– Бывает.

Барон налил полный стакан портвейна и придвинул новичку:

– Пей, едрена рать. А потом поговорим…

Глава четвертая

Московская область, поселок Троицкое. Смоленск; август 1945 года

– …Мне сразу приглянулось это местечко. Вроде бы и Москва рядышком, и оживленное шоссе на Калугу под боком, а совершенно иной мир: ни шума, ни суеты. Чистый воздух, в саду все лето поют соловьи. Безопасно – на весь поселок один участковый, да и того не видать, – негромко вещал Аристархов, ведя свою гостью по центру Троицкого.

Мария зачарованно осматривала чистые улочки, старинные деревянные усадьбы, красивые каменные дома с балюстрадами и фронтонами. Центр поселка был ухожен и разительно отличался от рабочей окраины.

Она на верила своим глазам. Пару часов назад, когда они ехали по пыльной улице сквозь строй ужасных бараков и встретили толпу полупьяных оборванцев, ей подумалось, будто ее переместили в отвратительный мир маргиналов. Но нет, поселок оказался уютным и милым и скорее походил на маленький городок.

– А знаешь, кто у нас в соседях по дачно-строительному кооперативу? – улыбаясь, спросил Сергей.

– Кто?

Выдержав торжественную паузу, он перечислил:

– Режиссер Иван Пырьев, поэт Константин Симонов, писатель Александр Твардовский. И еще несколько известных на всю страну творческих личностей.

– Последнего не знаю, про Симонова что-то слышала.

– Ну как же! Стихотворение «Жди меня».

– Да-да, конечно, вспомнила. Его жена – Валентина Серова.

– Верно.

– А Пырьев… не он ли снял фильм «В шесть часов вечера после войны»?

– Точно. И проживает он, между прочим, на соседней улице. Из окон маленькой спальни, что на втором этаже, хорошо видна крыша его дачи.

– Ты говорил, будто не имеешь отношения к творчеству. Как же ты получил здесь участок? – удивлялась девушка.

– Участок с дачей достались мне недавно и по великому случаю.

– Расскажи.

– Как-нибудь в другой раз. Для меня история оказалась счастливой, а для бывшего владельца – грустной…

Так и бродили они за беспечными разговорами по поселку, любуясь берегом реки, старинными особняками, небольшим парком по соседству с тихим центром.

Размеры поселка Троицкий были скромными. В середине небольшая круглая площадь, от которой лучами расходился в разные стороны пяток прямых улиц. Вдоль излучины Десны на полкилометра растянулась заросшая ивами набережная, облюбованная горожанами и дачниками. В центре поселка помимо парка имелись магазинчики, базар, небольшой клуб с библиотекой и актовым залом, где по вечерам крутили кинофильмы. Ближе к реке располагались два летних ресторана с просторными верандами.

Любой приезжий, пройдясь по поселку утром или в дневное время, посчитал бы его пустым и сонным. Но если бы он задержался до вечера, то убедился бы в обратном. С наступлением сумерек в центре вспыхивали яркие желтые фонари, улочки и набережная наполнялись народом, звонкими голосами, музыкой из патефонов.

Побродив по центру, Сергей и Мария вернулись к речному берегу и устроились на веранде ресторации. Оба к этому часу проголодались. Испросив подоспевшего официанта о кухне и меню, заказали жареного карася под сметаной, белого вина, фруктов и с удовольствием принялись ужинать…

Теплый безветренный вечер показался восхитительным. Над головами висело мирное небо, усыпанное яркими звездами; люди вокруг веселились. Наполняя бокалы вином, Аристархов подумал: «Как же быстро мы привыкаем к хорошему! Всего три месяца назад шла тяжелая война, транспорта не хватало, в продуктовые магазины выстраивались длинные очереди, рестораны оставались открытыми только в крупных городах. И вот, поди ж ты, все исправили, навели порядок, открыли кинотеатры, магазины, рестораны. Народ вечерами после работы отдыхает, радуется…»

Да, это было так. Недавно в центре Троицкого валялся мусор, не горели фонари, все увеселительные заведения были закрыты с июня 1941 года, а на улице Текстильщиков чернели воронки от