Мой поток истеричных возражений разбивается о непробиваемое спокойствие волчицы. Я захлебываюсь горечью своей тирады.

Каким-то образом я читаю ее эмоции и вижу, что заданный ей вопрос серьёзен. Никаких шуток.

— Как если бы ты могла. Тебе дан второй шанс. Согласие или отказ?

— Я… но что я…

— Да или нет?

В отчаянии сильно зажмуриваю глаза, перед которыми мелькают картинки. Мне видится собственная лысая голова и осунувшееся серое лицо после химиотерапии. Лица угасающих, еще совсем не старых родителей, которым я не могу ничем помочь. Ряды гробов с грузом 200, между которыми я каждый раз еле шагаю на ватных ногах, выискивая мужа и сына. Взрывы. Нескончаемые страх, стоны и плач, бесконечные ряды раненых, эвакуация…

Шумно сглатываю.

Все заново? Предотвратить это могу я? Что за бред?

Резко распахиваю глаза. Диван рядом пуст. Волчица пропала. Вскакиваю.

— Что? Не исчезай! Да! Да, я согласна! Пусть это бред. Пусть переживу заново весь этот ужас, но я воспользуюсь шансом!

Окружающее пространство подергивается дымкой и исчезает. Сознание гаснет.

* * *

Боль. Казалось бы, моя давняя знакомая, но как же она непредсказуемо коварна.

— Шо? Опять? — хотела схохмить, но тут же поморщилась.

Сознание плыло.

Знаете сколько у боли оттенков? Пятьдесят? Дважды ха-ха. Не сосчитать!

От затылка расходились пульсирующие толчки. Хорошо меня приложило… Усилием удерживаю себя в сознании. Тошно. Понимание ситуации доходит кусками.

Вокруг темнота. Сжимаю кулак, сграбастав какую-то ткань, лежу я на чем-то мягком.

Такая вонища… ничего не понимаю.

Шорох, пыхтение и металлический стук ремня заставили разлепить тяжелые веки.

Глаза начали привыкать к темноте. На мне возится мужик.

Охренеть! Тут люди мрут, а у него зачесалось. Хочу возмутиться: «Алле, дядя! Дай хоть сдохнуть спокойно!» — но вместо моего привычного голоса изо рта вырывается лишь хрип.

Мужик поднимает взгляд и тянет руку закрыть мне рот. Его грубые вонючие пальцы скользят по лицу. А меня такая злость подрывает.

Откуда только силы взялись? Кусаю его. Толкаю руками и ногами, отчего не ожидавший такого сопротивления бомжара с гулким стуком скатывается вбок и падает на пол.

Я, оказывается, на кровати. Когда меня сюда притащили? Где я? Что за урод покусился на старую больную бабку?

Пока мужик возится на полу, запутавшись в собственных спущенных штанах, панически шарю руками вокруг.

Рядом с кроватью на тумбочке стоят тяжелые стеклянные совдеповские часы «Маяк». Забавно. У бабули когда-то такие же были.

Ни минуты не сомневаясь, хватаю увесистую бандуру и заезжаю насильнику по голове.

Мужик теряет равновесие, но, увы, удар прошел вскользь — темный силуэт поднимается в проеме окна.

— Сука. Зубы выбью, — рычит он.

Видно, что он бухой. Шатается. Да и в спущенных штанах разобраться не может.

Вскакиваю и толкаю что есть мочи. Не удержавшись на ногах, тот делает шаг назад, обо что-то спотыкается и… вываливается в раскрытое окно…

— Куда? — я сперва даже растерялась, потеряв его из виду. — Мамочки… Я… убила человека? — проблеяла я еле слышно.

Желудок выкручивает когтистая лапа ужаса. В голове туман. Голова раскалывается.

Нужно скорее бежать отсюда. Резко дергаю головой в попытке оглядеться, но сознание ведет, и я падаю в обморок.

* * *

Реальность обрушилась неожиданно. В нос бьет резкий запах. Волнами накатывает тошнота. Пытаюсь отмахнуться. Руки ватные. Пробую открыть веки, но перед глазами расплывается белое пятно. Сквозь шум в ушах доносится непонятный гомон.

Медленно, но картинка проясняется. Жмурюсь.

Предо мной врач в белом халате и маске. За его плечом тучная громогласная женщина лепечет без остановки. Сознание мутное, до мозга доходят лишь обрывки фраз.

— Хорошая девочка… не просыхал… бил постоянно… сами посмотрите… через день в подъезде сидела… подкармливали… проходной двор… кто угодно мог быть… изнасиловали?.. Не она это… здесь сегодня человек пять минимум было…

Дослушать и осознать не дает спасительная темнота.

Просыпаюсь в мягкой постели. Легкий запах хлорки щекочет ноздри. Как же хорошо. Странно, но ничего не болит. Так хочется сладко потянуться. Ага, ща-аз! Нашли наивную дуру. Я знаю, насколько обманчиво это ощущение, стоит лишь пошевелиться…

Аккуратно открываю глаза. В окно бьет солнечный свет. Приподнимаю голову. Ничего не болит.

Где я вообще? Палата просторная и чистая. Куча аппаратуры. Раздается ритмичный звук автоматического манометра, ненавязчивый шум приборов. Слева монитор с сердцебиением.

Реанимация, что ли? Рядом еще две койки. На одной кто-то спит. Вторая пуста. Впереди стоит стол. За ним тоже никого.

От моей левой руки идет капельница.

Рука? Приподнимаю выше. Гладкая светлая кожа. Даже на вид она… молодая? Ручка тоненькая… явно не моя.

Вскидываю обе кисти ближе к глазам. Ногти розовые. Ладошки маленькие. Да и зрение отменное!

Я что, ребенок?

Твою мать! Что со мной случилось? Резко кручу головой.

Рядом в специальном кармашке воткнут планшет с бумагами

Дотягиваюсь, чуть не сверзившись с кровати. Жадно пробегаюсь по печатному тексту.

ФИО: Анна Владимировна Котова

Год рождения: 09.11.1988

Дата поступления: 02.10.2006

Причина госпитализации: пациент без сознания, травма головы, подозрение на сотрясение мозга. Многочисленные синяки. Вывих левой руки…

Осознать информацию и дочитать до конца не успеваю. Слышу шаги. В палату входит молодая медсестра, увидев меня полусидящей, улыбается.

— Очнулась, красотка? Двое суток здесь загорала. Отсыпалась, что ли?

Настроение у медсестрички задорное. Давно я не видела так беззаботно веселящихся людей в белых халатах.

— Скажу Ивану Анатольевичу, пусть в палату переводит. Следователь твой одолел уже. Пообщаться ему с тобой, видите ли, нужно срочно! Ты как себя чувствуешь, кстати?

— Нормально, — хрипло каркаю пересохшими губами.

— Ох, прости, сейчас воды дам попить.

Медсестра суетится. А у меня перед глазами стоят цифры: октябрь 2006-го. Нет войны. Нет взрывов. Даже кризисов еще не было. Я какая-то Анна. Или, может, планшетка не моя, а соседки?