class="p1">Мелкими деньгами в достаточном количестве обладали исключительно кондукторы и продавцы газированной воды. Живо представив забитый людьми раскачивающийся трамвай, и себя, мокрого от духоты и напряжения, прижатого к месту кондуктора, пересчитывающего просыпающиеся сквозь пальцы деньги, я решил – дело надо иметь только с продавцами газированной воды.

В детстве, особенно в жаркие дни, в мои обязанности входила ежедневная зарядка сифонов в будочке возле углового входа в «Военторг» на углу Карла Либкнехта и Ленина. Газированную воду отпускали через окошко фасада, сифоны заправляли тоже через окошко, но другое, сбоку. Изо дня в день выглядело это монотонно и однообразно – вечная очередь, жавшаяся в жалкую тень от маленького козырька будочки, сладкий запах сиропа, обязательно пчёлы, лениво ползающие по металлическим крышкам длинных разноцветных стеклянных с краниками внизу цилиндров. В проеме открытой двери висит длинная, развевающаяся марля с привязанными внизу по углам большими гайками. Сквозняк её надувает, и будка кажется парусником, выброшенным на берег посреди улицы, а за раздутым, колеблющимся парусом то появляются, то исчезают большие баллоны с газом, смахивающие на ракеты этого парусного ракетоносца, не сдающегося и рвущегося к морю.

Бывало, что время в очереди я коротал, решая одну очень странную задачку: стакан газированной воды без сиропа стоит одну копейку, а заправить сифон стоит шесть копеек. Вопрос – неужели в такой большой сифон входят только шесть стаканов? Заправив сифон, я шёл домой с надеждой провести следственный эксперимент и посчитать, сколько стаканов выпито из сифона, но ничего не получалось. Кроме меня никто не пил по полному стакану, а сколько пили воды после того, как я засыпал, никто, естественно, не докладывал.

В шестом классе, слушая моего костромского дедушку, который любил рассказывать о своих похождениях под обобщающим заголовком «Из жизни коммивояжера», я неожиданно получил ответ на эту задачку в свете оптовой и розничной торговли. На том и успокоился.

Но тут возникла другая задача: стакан газированной воды с сиропом стоил четыре копейки, а заправить сифон с сиропом (недостижимая мечта, блаженство, нирвана, ах, если бы я раньше знал это слово!) стоило сорок шесть копеек. Если четыре копейки умножить (как с чистой водой) на шесть – получаем двадцать четыре копейки, а продают за сорок шесть. Закон оптово-розничной торговли не сработал.

Что касается заправщиков сифонов и разливальщиков газировок с сиропом, то жили они по меркам семидесятых годов не хуже таксистов. По деньгам примерно на одном высоком уровне, но намного лучше по условиям труда – всегда на одном месте и с мокрыми, как бы чистыми и помытыми, руками.

Ведь именно им, скромным продавцам дешёвой питьевой воды, мы обязаны тем, что в обиходе стали использовать слово «развести» в смысле обмануть. Если скажут, что кого-то цыганка развела на червонец, то сразу станет ясно – женщина, брюнетка, восточной внешности, путем обмана завладела десятью рублями честного советского гражданина. А идиоматически грамотный циник поправит: «Развели, как сладкую». Именно в таком виде, имея в виду разбавить сладкую воду и на этом заработать, это выражение вошло в нашу жизнь и стало полноценным синонимом обману, надувательству, подлогу, жульничеству, одурачиванию, обсчитыванию, мошенничеству, обвешиванию, шулерству и облапошиванию.

Заправщик сифонов возле «Военторга» был вечен. Звали его Миля. Я ещё в школу не ходил, а он уже здесь газировал сифоны. Малообщительный – делал вид, что никого не узнаёт, никогда ни с кем не здоровался и не прощался. Молча брал сифон, молча, с чувством превосходства, заправлял его, то увеличивая, то уменьшая подачу газа. Молча кидал сдачу несколькими мелкими монетками, скользящими по мокрому отполированному металлическому прилавку. Копеечки двигались быстро, но никак не отлипали. Под неодобрительный, подгоняющий гул очереди приходилось загонять их к деревянной раме окошка и по одной цеплять короткими обкусанными ногтями, ставить на ребро и быстро собирать в ладошку. Такие погони за мелочью Миля наблюдал с живым интересом и комментировал развлечение, бросая через плечо непонятные слова на идиш в сторону своей напарницы торговавшей водой.

Но сейчас, в конце 1976 года, была зима, боковое окошко закрыто – сифоны никто не газировал, Миля, всё тот же вечный Миля, работал один и, сидя на высоком стуле, отпускал сигареты, конфеты ириски, а для особо страждущих и неплатежеспособных – ледяную газированную воду без сиропа по копейке за стакан.

Как ни странно, он меня узнал, сказал, что я вырос, пошутил: «А где сифон?» и, не задавая лишних вопросов, поменял семь рублей из десяти. На сдачу я получил три рубля и кулёк монет по копейке, по две, по три и по пять. Миля их не считал, а взвесил на весах – подбрасывал и подбрасывал деньги на чашу весов, пока раскачивающаяся беспокойным маятником красная стрелка не доползла до семисот граммов и, не успев замереть, резко обрушилась к нулю. Это сифонщик ловко снял с весов чашу с рассыпанной по ней мелочью и ссыпал деньги в кулёк, проговорив на прощанье:

– Можешь не пересчитывать – аптека.

Дома я не поленился и пересчитал. Конечно, меньше. Развели, как сладкую.

Оставшиеся три рубля, безуспешно пройдясь по известным мне точкам, я разменял в такой же будочке на углу Пушкинской и Ярославского, со стороны молзавода, но с точностью до копейки.

Как мне сказал в первый день работы на новой точке по приёму бутылок мой бывший товарищ по детско-юношеской футбольной команде центральный защитник Коля Кот, расплачиваясь со мной по десять копеек за бутылку вместо двенадцати:

– А на ком ещё зарабатывать, как не на своих.

На этом глава 3 окончена. Казалось бы, что и она не имеет никакого отношению к развитию сюжета, но прозвучавшие в терцию тревожные нотки, безусловно, замеченные опытным глазом, настраивают на понимание глубины комизма и трагизма описанных далее событий.

4. Роль игры в развитии общения, или «Что наша жизнь? Игра»

4.1. Случайно подслушанный монолог любителя карточных игр в следственном изоляторе (начало)

– Оперу я не люблю. Не понимаю и вникать не собираюсь. То ли дело Хендрикс – колбасит что надо. Улёт…

Но одну оперу я всё же смотрел, как Герман в карты продулся. Занятная история со старухой нефартовой. У Германа на руках трока и семёрка, ждёт туза на «очко», а вместо него на́ тебе, получи и распишись, дама пик. Герман, конечно, в крик, хреново ему конкретно, стоит такой растерянный и поёт – «Что наша жизнь? Игра». И так жалостно за грудки хватается, глаза закатывает, что и сам задумываешься, а что наша жизнь? Игра?