Психиатрия – слишком узкая специальность. Даже многие из врачей имеют о ней очень смутное, превратное представление. Между тем многие психические заболевания, а тем более неврозы, начинаются задолго до того, как больной попадает под наблюдение специалиста-психиатра. А лечение бывает тем успешнее, чем раньше болезнь распознана, чем меньше времени упущено. О самих методах лечения, которыми пользуется психиатр, существует немало ложных представлений. Популяризация знаний в психиатрии нужна не в меньшей степени, чем в других областях медицины.

Однако написать научно-популярную книгу по психиатрии далеко не простое дело. Чтобы рассказывать о каких-либо явлениях, нужно уметь их объяснить, показать их причины, механизмы их возникновения. А в психиатрии как раз с вопросом о причинах и о патогенезе до последнего времени дело обстояло далеко неблагополучно. Место чётких объяснений занимали нередко туманные рассуждения.

Книга, вероятно, осталась бы ненаписанной, если бы не одно обстоятельство в жизни автора. Мне посчастливилось на протяжении двух лет работать в клиниках у И.П. Павлова. Иван Петрович не был психиатром, он был физиологом. Он сам даже любил заявлять: «Я невежда в Вашей психиатрии». Это было не совсем верно: даже в «нашей» психиатрии невеждой Иван Петрович не был. Но главное заключается в том, что он был «психиатром будущего», как его назвал один американский учёный.

В своей «экскурсии в область психиатрии» физиолог пришёл в клинику, пришёл со своим научным методом и сумел к старым явлениям подойти с новой стороны.

Я слушал Павлова студентом, был знаком с учением об условных рефлексах до того, как начал работать под его руководством в Павловской клинике. И всё-таки потребовалась коренная перестройка моего психиатрического мышления.

Странные, непонятные проявления душевных болезней приобрели реальное материалистическое объяснение. Под ними оказался фундамент определённых физиологических нарушений. Весь прежний опыт пришлось продумывать заново, и он стал укладываться в стройную систему.

В феврале 1946 г. исполнилось десять лет со дня смерти великого русского физиолога. Мне показалось уместным в связи с этой датой осуществить давнее намерение. Это попытка, и пока очень несовершенная. Мне хотелось показать читателю – не медику хотя бы незначительную часть того, что внёс Павлов в нашу область медицины. Здесь затронуты далеко не все вопросы психиатрической клиники, которыми занимался Павлов. Уже потому только, что нельзя построить один верхний этаж здания, не возведя предварительно фундамента и всех нижележащих этажей, эти отрывки из учения о высшей нервной деятельности неизбежно должны выглядеть бледно, недостаточно убедительно, а, быть может, иногда и просто непонятно.

Содержание очерков складывалось постепенно, на протяжении ряда лет: в основе их лежат лекции, которые я читал как по курсу психиатрии в институте, так и для широкой аудитории. Отсюда проистекает известная пестрота в стиле, в манере изложения. Очерки – отнюдь не произведение художественной литературы. С этой точки зрения к ним не следует и подходить. В книге нет вымысла: все лица, упомянутые в ней, существовали и, в большинстве своём, продолжают существовать. У многих даже не изменены имена.

Человек и его «Я»

И сейчас ещё в некоторых уголках Земного шара, в центральной части Африки, в дебрях Южной Америки или на островах Полинезии сохранились «дикари». Вся культура их резко отличается от нашей. Они остановились на ступени развития, которая была пройдена нашими предками ещё несколько тысяч лет назад. О жизни, взглядах, поведении дикарей мы знаем из описаний путешественников или из специальных трудов учёных-этнографов.

Странными и непонятными представляются нам поступки и мировоззрение дикарей. Известен пример, относящийся к индейцам племени бороро. Они бывают глубоко уверены в том, что они одновременно и бороро, и красные попугаи арара Леви-Броль. Южно-американский индеец или полинезиец относится к окружающей природе и к себе самому совсем иначе, чем мы. Их сознание, их «я» недостаточно отделились от мира, их окружающего. Границы между «я» и остальным миром нечетки и очень непостоянны.

Все мы, люди современной культуры (конечно, если мы не обитатели психиатрической больницы), не сомневаемся в своём тождестве на протяжении всей нашей жизни. Человек от рождения и до самой смерти не остаётся, понятно, неизменным. Он растёт, становится зрелым, старится: изменяются его взгляды, интересы, поступки. Но непрерывность его сознания, цельность его «я» сохраняются. Те мысли, те поступки, которые были у меня вчера, десять, двадцать лет назад, не вызывают у меня сомнения в том, что это мои собственные мысли, мои поступки. Они могут быть правильными или ошибочными, я могу ими гордиться или в них раскаиваться, но я уверен в том, что они мои собственные, принадлежат мне самому, а не кому-либо постороннему.

По-другому обстоит дело у дикарей. Они не сознают в такой мере своего единства, своей цельности, постоянства. Окружающая их природа, которую они одушевляют, вмешивается не только во всё их материальное существование, в их быт, она вторгается и в их психическую жизнь. Демоны или духи предков могут при различных условиях вселиться в дикаря, овладеть его телом и духом. И тогда на какое-то время он перестаёт быть самим собой. Его «я» изменяется: это уже не его мысли, не его поступки. Да и собственный «дух» дикаря соединён с его телесной оболочкой очень непрочно: во время сна, в состоянии болезни дух якобы может покинуть тело, может отправиться в далёкие странствия; этим временем могут воспользоваться чужие, враждебные духи. Посредством различнейших процедур, магических приёмов защищает дикарь своё «я», своего духа от опасных пришельцев.

Много сведений, интересных и непонятных с нашей точки зрения, собрано учёными относительно воззрений дикарей. Некоторые учёные полагали даже, что мышление дикарей в корне отличается от нашего: дикарь будто бы неспособен мыслить логически. Писали о «прелогическом» мышлении. Конечно, это не так. Дело не в способностях дикаря, а в его скудном, ограниченном опыте. Знания его относительно окружающего мира слишком бедны, чересчур многое из происходящего в природе и в нём самом, остаётся для его мышления недоступным, необъяснимым. Те объяснения, которые дикарь пытается давать, оказываются глубоко несовершенными: они диктуются не точными знаниями, но чувствами, страхами желаниями.

Мы не собираемся описывать подробности психической деятельности дикарей. Она известна нам самим только по книгам. В наших очерках будет идти речь лишь о некоторых психических заболеваниях, которые нам самим пришлось наблюдать, и наблюдать вовсе не на Соломоновых островах и не в тропических дебрях Аргентины. Больные, с которыми мы сталкивались в процессе нашей повседневной работы, были людьми нашей современной культуры. Они могли быть умнее или глупее, обладать большей или меньшей образованностью, но это были представители двадцатого века, века электричества, радио, атомной энергии.