class="p1">…Следующая запись в дневнике была последней. Она датировалась числом накануне бабушкиной смерти, и Итиро с волнением стал читать текст.

«7 января.

Наконец, скоро всё закончится, и я смогу найти свой тол! В последнее полнолуние я привычно пошла бродить по округе в надежде встретить дух Аширай Яшики. На всякий случай положила ступню в сумку и отправилась по полям. Одно поле сменялось другим. Было тихо, и пугали только незаснувшие лягушки, внезапно выпрыгивавшие из-под ног.

Я уже думала повернуть домой, но вдруг на заросшем поле под Великим Камфорным Деревом увидела кучу. Она чернела в темноте, освещаемая луной, и двигалась, словно дышала. Когда я подошла ближе, куча протянула ко мне костлявые руки. Это оказался Доро-та-бо — грустный дух заброшенного рисового поля. Он стонал и плакал. Его многочисленные ноги опутали старые сети, и дух увяз глубоко в канаве.

Доро-та-бо выглядел страшным, я очень боялась его, но вида не показывала. А решила помочь ему. Протянула палку и вытащила его из ямы. Пока распутывала его ноги, от него то и дело отделялись пузырьки. Они лопались, источая смрад, от которого к горлу подступала тошнота. Но я терпела зловоние, а Доро-та-бо сразу узнал во мне визидара, ибо только они могут разговаривать с духами. Он спросил, что я здесь делаю. Я рассказала о своих поисках Аширай Яшики. Доро-та-бо не встречал его, но за мои сережки пообещал поймать Баке-дзори — цукогами старого соломенного шлёпанца. Он дальний родственник Аширай Яшики.

Доро-та-бо заверил меня, что Баке-дзори обязательно поможет найти Аширай Яшики, потому что умеет его призывать. Я с радостью отдала Доро-та-бо золотые серьги. И вот сегодня снова полночь, и я иду к Великому Камфорному Дереву, где мы договорились встретиться. Надеюсь, что сегодня в руках у меня будет цукогами старого шлёпанца…»

На этом запись заканчивалась.

Так вот кто убил бабушку! Её обманул дух заброшенного рисового поля Доро-та-бо! Пообещал ей помочь и нагло обманул. Бабушка пошла к нему на встречу, а дух напал на неё и искусал до смерти. И это за то, что она помогла ему накануне! Да ещё и отдала ему вперёд плату — свои серьги.

Итиро затрясло от гнева. Он долго не мог успокоиться. Вскочил и отворил дверь во двор, чтобы немного остудить разгорячённую голову.

Дождь перестал лить. И на свете наступила такая тишина, что Итиро слышал лишь стук своего сердца, сопение щенков вокруг, да как журчит на улице вода из их домашнего родничка.

Когда дыхание Итиро успокоилось, он вернулся к сундучку и вытащил письма. Все они были на английском, но этот язык с малолетства его заставляла учить бабушка, наняв лучшего в округе учителя.

На каждом конверте стоял один и тот же обратный адрес: Стурла Гутторсмен, фьорд Оса, Норвегия.

«Как это далеко! — подумал Итиро. — Где же эта Норвегия находится? Где-то на севере? Наверное, там жутко холодно».

Но письма Стурлы были очень даже тёплые. В них он писал, как рад, что нашлась Минами. Во втором письме Итиро нашёл старый снимок — на фоне деревянного домишки стоял низенький толстенький паренёк — настоящий коротышка, рядом с ним — жена и двое детей. Все они были маленького роста и лошадь, привязанная поодаль, казалась по сравнению с ними настоящим великаном.

Стурла с большой любовью рассказывал о своей ферме и семье. Они разводили овец и изготавливали сыр. В одном из писем Стурла Гутторсмен писал: «Мне по наследству достался огромный клык на верёвке. Это мой ауксил. С помощью него я собираю закаменевшие яйца ящеров. Когда гуляю по фьорду, то вешаю клык на шею. Если яйцо близко, зуб тяжелеет и клонит к земле. В том месте и нужно копать, для этого у меня всегда с собой складная лопатка. Я насобирал уже целый сарай таких яиц, но что с ними делать дальше, не знаю. Уважаемая Минами, когда-нибудь эту загадку мы обязательно разгадаем вместе».

…Только под самое утро Итиро вышел из сарая, и встал посреди дворика. Склонил голову, отчего тёмные волосы рассыпались и скрыли узкое лицо. Взгляд больших сливовых глаз застыл на кончиках башмаков. Итиро терялся — куда ему сейчас идти и что делать?

На остывшую от дождя землю опустился туман и клоками повис в каждом углу двора. Через его завесу и дом, и дедушкин садик, и ручеёк, убегавший под забор, казались таинственными и незнакомыми.

В голове у Итиро была каша. Всё, что он узнал ночью, там никак не укладывалось. Мир, который он знал до этого, рухнул, а новый, населённый неведомым, его ошеломил. Пролетев низко, ухнула припозднившаяся ночная птица. Её крик вывел парня из оцепенения, и он понёсся в дом.

Итиро тихо прокрался в комнату к спящему деду, нырнул под своё одеяло, но спать не мог. Его колотило от волнения и открывшихся тайн. В один миг вся жизнь перевернулась. Но что делать со всейэтой информацией? Так и крутился Итиро на циновке, пока дед не открыл глаза.

Только достопочтимый Кудо Таисуке сладко зевнул, не успев потянуться, как внук припечатал его вопросом.

— Дедушка, так мы из рода ёкай? — протараторил Итиро.

Старик насупился, подтянул одеяло и накрылся им с головой.

— Дедушка… — потянул за край покрывала внук.

— Не хочу об этом говорить, — сердито ответил Таисуке.

— Я нашёл дневник бабушки. Так мы визидары? — повторил вопрос Итиро.

Дед выпутался из одеяла, поднялся, глубоко вздохнул, приглаживая на лысеющей макушкеволосины, и сказал:

— Не мы, а ты. Я из простого человеческого рода.

— А какая между нами разница? — удивился внук.

— Ну-у-у, — замешкался дед, — вот, пальцы у тебя длинные. Это от рода ёкай.

— Подумаешь, у многих людей пальцы длинные, — протянул разочарованно Итиро, глядя на свои руки.

— У визидаров, как я помню из рассказов Минами, почти все черты, которые им достались от нелюдей, стёрлись. Взглянув на визидара, их уже редко увидишь. А и увидишь, так примешь за особенность человека. Но всё же визидары не люди… Вот к примеру, помнишь, ты говорил, что иногда видишь, накопившиеся в других дурные мысли тёмным, а хорошие — светлым? Так вот. Люди такого не видят, — покачал головой Таисуке.

— А как тогда они понимают, иметь дело с человеком или нет? — растерялся Итиро.

— Никак. Людьми это понимается позже. Пойдём уж, попьём чая. Я тебе всё расскажу.

…Дед медленно ходил по кухне: разогревал чай, разливал его по плошкам, вздыхал и оттягивал разговор. Итиро же, напротив, спешил, он быстро накрыл на террасе низенький столик, вынес подушки, чтобы на них сесть и стал терпеливо