На пороге спальни поворачиваюсь к Элли и шепчу:

– Я должна остаться одна.

Элли отводит с моих глаз упавшие волосы.

– Ты уверена? – Ее темные глаза изучают мое лицо. – Я могу посидеть с тобой, пока ты не заснешь, если хочешь.

Я фыркаю, уставившись в пол и не смахивая слез:

– Знаю, что можешь. – Я хватаю ее руку и крепко сжимаю. – Но мне кажется, я лучше…

Не могу найти нужные слова то ли из-за пилюли, которая уже начала действовать, то ли просто потому, что подходящих слов не существует.

– Буду внизу, – кивает Элли, – если вдруг тебе понадоблюсь, ладно? Я никуда не уйду.

Мои пальцы обхватывают ручку двери. Я держу эту дверь закрытой с того самого дня, как мама поменяла постельное белье. Не хочу даже случайно увидеть свежую постель, когда иду в ванную. Я мысленно очертила здесь запретную зону, как ограждают желтой лентой место преступления.

– Это просто кровать, – шепчу я, распахивая дверь.

Передо мной нет желтой полицейской ленты, а под кроватью не прячутся чудовища. Но и Фредди Хантера там тоже нет, и это разбивает сердце.

– Просто кровать, – подтверждает Элли и гладит меня по спине. – Чтобы отдохнуть.

Она лжет. Мы обе знаем, что это нечто большее. Именно эта комната – моя и Фредди спальня – стала одной из многих причин для покупки этого дома. Просторная, днем залитая светом благодаря большим окнам с раздвижными рамами и медового цвета дощатым полом, в ясные ночи она становилась полосатой из-за лунного света и теней от рам.

Кто-то, предположительно Элли, уже включил лампу у кровати, и меня приветствовало озерцо золотистого света, хотя солнце еще не совсем скрылось. И постель уже приготовили – прямо как в отеле… Когда я закрыла за собой дверь, меня окутал аромат свежего белья. И никаких следов аромата моего парфюма, смешавшегося с запахом лосьона после бритья, которым пользовался Фредди. Никаких смятых рубашек, небрежно брошенных в кресло, или ботинок, отлетевших до самого гардероба. Все аккуратно до невозможности, будто я гостья в собственной жизни.

– Это просто кровать, – снова шепотом повторяю я, садясь на самый краешек.

Закрываю глаза, ложусь и съеживаюсь под одеялом на своей половине.

Мы проводили в этой кровати из «Савоя» слишком много времени; белые хлопковые простыни значили куда больше, чем я предполагала. Когда мое тело коснулось их, они оказались теплыми: Элли положила в кровать грелку. Моя милая сестра изгнала прохладу простыней. Моя постель, наша постель, обняла меня, как старый друг, и мне стало стыдно из-за того, что я так долго ею пренебрегала.

Я лежала на своей стороне, мое тело разваливалось, терзаясь болью потери, руки потянулись в поисках Фредди. Потом я сдвинула грелку на его сторону, согрев простыни до того, как передвинулась туда сама, и прижала ее к груди обеими руками. Я зарылась лицом в подушку и завыла, как раненый зверь, и это был звук чужой и неуправляемый.

Через какое-то время я затихла. Сердце стало биться ровнее, руки и ноги налились свинцовой тяжестью. Я согрелась, закуталась в одеяло и впервые за пятьдесят шесть дней не чувствовала себя потерянной без Фредди. Одиночество исчезло, потому как, едва я погрузилась в сон, почти ощутила тяжесть его тела, давящую на матрас, и то, как он прижимается ко мне, и почувствовала его дыхание на своей шее. Фредди Хантер, спаси меня от этой тьмы, от этих неведомых вод! Я прижала его к себе, вдохнула его и заснула мирно и глубоко.

Пятница, 11 мая

Вам знакомы эти блаженные мгновения рассвета, моменты летнего утра, когда солнце встает раньше вас, а вы приподнимаетесь – и тут же снова падаете и засыпаете, радуясь возможности подремать еще? Я поворачиваюсь и вижу Фредди, спящего рядом со мной, и облегчение столь велико, что я могу только лежать совершенно неподвижно и стараюсь попасть в ритм его дыхания. Сейчас пятый час утра, слишком рано, чтобы вставать, потому опять закрываю глаза. Не думаю, что когда-либо еще испытывала такой абсолютный покой. Постель согрета нашими телами, золотистый полусвет перед восходом солнца наполняет спальню, слышно приглушенное птичье пение. Пожалуйста, не дайте мне потерять этот сон…

Пятница, 11 мая

Еще до того, как открыть глаза во второй раз, я знаю, что его нет. Постель холоднее, солнце в шесть утра светит резче, щебет птиц звучит как скрип железа по стеклу. Фредди был здесь, я знаю, что был. Утыкаюсь лицом в подушку и плотно закрываю глаза, всматриваюсь в темноту за веками, чтобы снова заснуть. Если засну – я смогу найти его.

В глубине живота нарастает булькающая паника; чем упорнее я стараюсь расслабиться, тем сильнее мой мозг оживает, готовясь к предстоящему дню, полному мрачных мыслей и отчаяния, с которыми я просто не знаю, что делать. А потом сердце подпрыгивает, и этот прыжок включает сознание, и я вспоминаю: у меня есть снотворное. Розовые пилюли, предназначенные специально для того, чтобы отключить меня. Тянусь к бутылочке, которую Элли поставила на прикроватную тумбочку, и с облегчением хватаю ее обеими руками, отвинчиваю крышку и глотаю одну пилюлю.

Пятница, 11 мая

– Лидс, с добрым утром! – Фредди переворачивается и целует меня в лоб, его рука тяжело ложится на мое плечо, и тут наш будильник сообщает, что уже семь утра. – Останемся в постели? Позвоним, скажем, что заболели…

Нечто похожее он говорит почти каждое утро, и пару минут мы оба делаем вид, что обдумываем идею.

– Приготовишь нам завтрак в постель? – бормочу я, обнимая его теплое тело и прижимаясь лицом к мягким волосам на его груди.

Его тело обладает твердостью, и я люблю это; Фредди высокий и широкоплечий… Коллеги в рекламном агентстве, где он работает, в силу стереотипов иногда недооценивают его деловые способности – он ведь сложен, как игрок в регби. Фредди же только радуется, используя это к своей выгоде. Он обожает соревноваться.

– Да, если тебе хочется позавтракать в полдень.

Прижимаясь ухом к его груди, я и слышу, и ощущаю его смех, а он гладит меня по голове.

– Звучит неплохо. – С закрытыми глазами я глубоко вдыхаю его запах.

Еще несколько минут мы лежим так, позволяя себе немножко изумительной лени, зная, что вскоре придется встать. Мы медлим, потому что эти моменты важны для нас, они отделяют нас от мира. Эти моменты – фундамент, на котором стоит наша любовь, невидимый плащ на наших плечах, когда мы выходим в свет, чтобы заниматься делами. И Фредди никогда не ответит на кокетливый взгляд потрясающей девицы на четвертой платформе, где он ждет поезда в 7:47. А я никогда не позволю Леону, баристе из кафе, куда иногда захожу на ланч, пересечь линию допустимого флирта, хотя он выглядит потрясающе, словно кинозвезда, и порой пишет на моей кофейной чашке возмутительные словечки.