— Сэнсэй, да отдайте вы билет мальчишке. В конце концов, ведь это он купил билет.

— Ага, на деньги, которые я ему выделил. И ведь выделил я не на билеты, а на покупку необходимых мне ингредиентов. А так… Он тогда сказал, что не было порошка желтой гортензии, но зато он купил билеты. И что же тогда? Чей получается билет? — сэнсэй вопросительно посмотрел на Малыша.

— Ваш, — выдохнул Малыш и посмотрел на Киоси. — Получается, что это билет сэнсэя…

— Он мой! — Киоси взвился в воздух, но был легко перекинут через голову Норобу.

Тот всего лишь неторопливо взмахнул рукой. Киоси упал на четыре конечности, хотел было кинуться снова, но наткнулся на мой взгляд. Я покачал головой, мол, не заигрывайся.

— Сэнсэй, я готов с вами поделиться, — проныл Киоси. — Я отдам тридцать процентов!

— И это ты называешь — поделиться? — поднял бровь сэнсэй. — Даже младенец на такой расклад не купится.

— Тогда сорок!

— Вообще-то билет у меня…

— Пятьдесят! Это будет справедливо!

— Справедливо будет тогда, когда уставший учитель вытянется на лежаке возле собственного бунгало, где-нибудь на острове в Средиземном море, а симпатичная девушка начнет массировать его уставшие ступни…

— Шестьдесят и только из уважения к вам! Сэнсэй, вы меня режете без ножа.

— А ещё у неё будут веселые карие глаза. И красивые короткие ноги, — мечтательно проговорил Норобу.

— Семьдесят! И только из уважения к вам…

— А ещё каждый день на остров будут привозить свежий сок из манго…

Мототаксисты только покачивали головами, наблюдая за тем, как Киоси умоляет сэнсэя.

— Семьдесят пять! Сэнсэй! Вам столько денег никогда не потратить!

— Я найду, куда потратить. Киоси, не в деньгах счастье. Мой друг, не проси и не умоляй. Я сейчас отправлюсь в центр выдачи призов, а обратно вернусь уже на шикарном лимузине. И тогда подумаю — сколько денег выделить тебе за твою услугу… — на лице сэнсэя расплылась довольная улыбка.

— Но, сэнсэй!

— Никаких «но»! — одернул его Норобу. — Мне наконец-то повезло в этой жизни. Так не отбирай же мою удачу, молодой тануки!

Киоси упал на пол и зарыдал, его плечи содрогались, пока лицо было спрятано в ладонях.

Сэнсэй неторопливо допил свой чай, встал, расправил невидимые складки на кимоно, а потом потрепал Киоси по затылку:

— Ладно, я доброту помню. Будет тебе двадцать процентов. Десять сразу, а десять отложим на колледж. Всё-таки ты растешь, молодой тануки, тебе вскоре понадобится улучшенное образование…

Киоси зарыдал пуще прежнего.

Я молчал. Старался не смотреть ни на довольного собой сэнсэя, ни на валяющего дурака Киоси. Слишком уж тануки рискованный способ развлечься выбрал. Очень и очень рискованный. Если бы он приколол старика в нашей небольшой компании, то отделался бы небольшой выволочкой, возможно, не смог бы неделю сидеть ровно. Но сейчас… Сейчас он играл с авторитетом сэнсэя прилюдно.

И если учесть, что сэнсэй очень ревниво относился к тому, что работники должны видеть авторитет начальства и даже отсадил всю нашу компанию от мототаксистов, то результат авантюры Киоси мог быть весьма плачевным.

— Сэнсэй, ну пожа-а-а-алуйста-а-а-а! — снова проныл Киоси.

— Всё, разговор закончен! — грозно прикрикнул сэнсэй, а потом взглянул на Малыша. — Друг мой, отвези меня в центр получения выигрыша. Мне может понадобиться твоя большая фигура, чтобы никто не вздумал напасть, когда я буду выносить деньги.

— Сэнсэй, ты думаешь, что на тебя посмеют напасть? — я усмехнулся и допил свой чай.

— Могут, — утвердительно кивнул сэнсэй. — Самоубийц на свете хватает.

После таких слов он важно покинул столовую. Малыш последовал за ним. В это время Киоси поднял улыбающееся лицо, посмотрел на меня и подмигнул.

— Да уж, самоубийц на свете хватает, — повторил я фразу сэнсэя, представляя что будет, когда он узнает о розыгрыше Киоси…

Глава 2

Холодные ветра пытались просочиться сквозь заросли в пещеру. Но всегда застревали среди белоснежных мясистых листьев и широких стволов. Укрытые пушистыми шапками снега листья и не думали опадать, поддерживаемые оммёдо хозяина пещеры.

Сам вход был настолько тщательно скрыт на скалистом склоне, что если точно не знать его местоположения, то хоть десять раз пройди мимо — всё равно не заметишь. Снежный покров перед входом был девственно чист, словно его никогда не касалась нога человека. Лишь легкая строчка от пробегающего волка перечеркнула белый саван.

Нет, ноги людей касались снежного покрывала, но именно эти люди умели не оставить след даже пройдя по мокрой туалетной бумаге. Иначе как можно объяснить то, что в пещере находились трое человек? Не принес же их ветер…

Аскетичная пещера не баловала разнообразием. Хозяину пещеры не нужен был комфорт и те блага, которыми так любят себя окружать разбалованные изобилием люди. Хозяину пещеры было достаточно минимума — всё остальное ему даровали мозг и оммёдо.

Двое человек сидели перед простыми столиками для чаепития. Третий человек возвышался перед ними на небольшом помосте. Перед ним тоже был выставлен чабань и легкий парок поднимался от чашки.

Все трое молчали. В этой тишине звучало сожаление о погибших товарищах, которые пали в борьбе с одним человеком. Дыхание троих людей слилось воедино. Со стороны могло показаться, что они вообще неподвижны, как будто вырезаны из желтой кости, но так было только для нетренированного глаза.

Двое мужчин и одна женщина смотрели на три вещи, которые лежали в центре пещеры. Сюрикен с изображением языков пламени был из деревни пылающих лучей. Небольшой мешочек с вышитым деревом содержал жгучий песок, который бросался в глаза противника и был сделан в деревне тысячи корней. Стеклянная баночка с синей кислотой произведена в деревне разящих капель.

Три вещи, напоминающие о скончавшихся дзёнинах. Всё, что от них осталось на память потомкам.

В этих деревнях уже появились новые дзёнины. Они были выбраны из числа приближенных, но не посвящённых в дела своих бывших предводителей. И вряд ли бывший дзёнин деревни, скрытой в бамбуке, захочет посвящать новых людей в Большую Игру, которая ведется уже много лет.

Молчание затягивалось. Парок над чашками продолжал струиться, поддерживаемый оммёдо троих ниндзя.

Свист ветра в листьях начал напоминать мелодичную песню флейты сякухати, плачущую о судьбе троих павших воинов. Аки Тиба, дзёнин деревни шепота равнин и Рэйден Игараси, дзёнин деревни