Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бабушка, с тобой все в порядке? – тихо спросила она.
Баб Дуся словно очнулась от забытья. Посмотрев на Гулю, она выдавила из себя улыбку и проговорила нарочито бодрым голосом:
– Все хорошо, Гуленька. Так, вспоминаю разное… Да все о маме твоей думаю.
Гуля отвернулась к окну и снова, уже в который раз, проглотила комок подступивший к горлу. Но хлынувшие из глаз слезы она остановить не могла – они покатились по ее щекам прозрачными каплями.
***
Заозерье встретило Гулю туманной прохладой. До конечной остановки они с баб Дусей ехали вдвоем – все остальные старики-пассажиры вышли раньше на странных остановках по требованию, где ничего, кроме леса, не было. Шофер-матершинник высадил их с баб Дусей на автостанции в Заозерье, которая представляла собой деревянную будку с маленьким окошечком для продажи билетов.
– В следующий раз нескоро в вашу сторону поеду, Евдокия Андреевна. Бывайте!
Баб Дуся махнула шоферу рукой.
– То есть, у вас сюда автобусы редко ходят? – обеспокоенно спросила Гуля.
– Почти не ходят, нет надобности, – ответила баб Дуся, не глядя на Гулю.
Развернувшись, автобус уехал обратно, поднимая клубы пыли на пустой дороге. Гуля тут же оглянулась по сторонам, ее внимание привлекло большое озеро, раскинувшееся за деревней. Но баб Дуся не дала ей вдоволь полюбоваться видами. Она подхватила обе сумки, свою и Гулину, и торопливо засеменила по дороге, усеянной коровьими лепешками.
– Не отставай, Гуля! Иди быстрее! Нужно успеть добраться до дома до темноты. Очень уж не вовремя сломался автобус! – с тревогой в голосе сказала она.
Гуле очень хотелось прогуляться по деревне, размять ноги после долгой дороги, но спорить с баб Дусей она не стала. Накинув на плечи рюкзак, она взяла на руки растерянного и слегка напуганного Снежка и побежала за бабушкой, которая уже свернула с широкой дороги на тропинку, виляющую между старыми деревянными домами, большая часть которых была заброшена.
– Чегой-то ты, Дуся, так поздно по улицам бродишь?
Низкий скрипучий голос донесся со двора, заросшего кустами смородины. Он принадлежал маленькой, сгорбленной старухе.
– А тебе-то что, Галина Петровна? – недружелюбно буркнула в ответ баб Дуся.
– Да ничего, интересно просто! Привезла к нам, что ль, кого?
Баб Дуся махнула рукой в сторону Гули.
– Внучку из города привезла, – крикнула она, не замедляя шага.
– Внучку? Ну и ну! Такую молоденькую – и к нам? Заскучает здесь поди, – ответила старуха, глядя им вслед.
– У нас скучать некогда! – ответила баб Дуся и помахала соседке рукой на прощание.
Снежок гавкнул на старуху, и та, махнув на него рукой, скрылась в своем покосившемся доме.
Гуля и баб Дуся дошли до дома как раз за несколько минут до того, как темнота накрыла деревню – как будто на маленькие, неказистые домики кто-то взял и набросил сверху темное покрывало. Баб Дуся бросила сумки на пол, торопливо заперла дверь изнутри на массивный железный засов и только тогда облегченно вздохнула. Снежок тут же принялся обнюхивать новое место. Он еще не понял, что это его новый дом. Да и Гуля сама пока что этого не поняла.
Пока она снимала свой рюкзак и развязывала шнурки на кедах, баб Дуся успела обойти комнаты и плотно задернуть все занавески на окнах. После этого она зажгла две керосиновые лампы, одну оставила на кухне, а другую отнесла в маленькую комнатушку, откуда крикнула Гуле:
– Тут будешь жить, Гуля! В этой комнатке когда-то мамка твоя жила. Теперь вот ты будешь жить…
Гуля зашла в комнату и села на край аккуратно заправленной кровати, Снежок подбежал к ее ногам и лёг рядом, тихо поскуливая. Гулю вдруг накрыло чувство, которое часто возникает в душе, когда впервые оказываешься в незнакомом месте. Чувство неуютности – как тоска, только острее и неприятнее. Гуля обхватила себя руками. Еще чуть-чуть, и она разрыдалась бы, но от тяжелых мыслей ее отвлекла баб Дуся. Она принесла старое фото в деревянной рамке и поставила его на тумбу рядом с кроватью. С фотографии широко и беззаботно улыбалась девочка – щекастая, озорная, с двумя растрепанными косичками.
– Мамка твоя! – сказала баб Дуся, – Такая озорница была! "Шило в попе" – так ее называли в детстве. Я ей в тот день говорю, мол, Галенька, фотограф придет, будет тебя снимать, не носись, как конь, по двору да платье новое побереги! Так она по двору-то носиться не стала, ушла тайком с ребятами на поляну, и там до того они разыгрались, что пришла она домой, а весь подол-то у нового платья рваный. Пришлось фотографу ее только по пояс снимать. Попало ей, конечно, от меня тогда!
Баб Дуся уставилась в пол, лицо ее сделалось грустным и задумчивым. Гуля накрыла ее морщинистую руку своей рукой и проговорила:
– Интересно ты, бабушка, рассказываешь. Мама мне почти ничего о своем детстве не говорила.
– Потом еще расскажу, теперь уж поздно, спать пора, – тихо сказала баб Дуся, – ох, Галенька моя, Галенька…
Гуля выждала пару минут, в течение которых баб Дуся горестно вздыхала и вытирала слезы, а потом спросила:
– За стенкой твоя комната?
– Моя. Но она всегда заперта. Не ходи туда, Гуленька. Я и мамке твоей туда ходить не разрешала. Я молюсь часто, у меня там иконы, свечи, ничего для тебя интересного. Не люблю, когда их трогают.
Гуля кивнула и усмехнулась про себя: “Бабушка-то, видать, со странностями!”
Баб Дуся встала и ушла на кухню, оставив Гулю одну. Какое-то время девочка задумчиво рассматривала потемневший от времени потолок. Потом взгляд ее скользнул по стенам, оклеенным желтыми обоями с незамысловатым рисунком. Когда-то ее мама смотрела на них. Она попыталась представить маленькую девочку с густыми каштановыми косами – озорную Галеньку. Наверное, она так же, как Гуля сейчас, смотрела перед сном на извилистые линии и плавные переходы этого узора. Интересно, была ли она здесь счастлива? Было ли ей здесь спокойно и хорошо? Гулю немного утешала та мысль, что она теперь будет спать в маминой кровати. Может, когда-нибудь, она сможет почувствовать себя здесь, как дома?
– Ну вот, Снежок, это теперь наш дом. Привыкай, – прошептала Гуля и потрепала пса за ухом.
Снежок посмотрел на хозяйку, повел ушами и внезапно бросился прочь из комнаты с громким лаем.
– Снежок! Ты куда? – крикнула Гуля и выбежала за ним.
Но пес не унимался, лаял и лаял, прыгая передними лапами на запертую входную дверь.
– Он