меня брак по расчету с сексуальной итальянской красоткой, которой только-только исполнилось восемнадцать.

Хотя я ни хрена не знал, сексуальна ли она, да это и не имело значения, если речь шла исключительно о власти. Но Арло не нужно было знать всех подробностей.

Я удивленно вскинул брови и хищно ухмыльнулся.

Арло пристально посмотрел мне в глаза.

— Это и есть твой план? Брак по расчету между Братвой Петрова и Коза Нострой? — он провел рукой по лицу и покачал головой. — Вы, ребята, еще более сумасшедшие, чем я думал.

Дмитрий усмехнулся, но больше ничего не сказал.

— Итак, мы пришли к убийце отцов, чтобы разобраться с этим.

Я знал, что это вобьет гвоздь в пресловутый гроб Арло. Он знал все об убийстве отца, поскольку сам убил своего, когда ему было всего шестнадцать.

Наблюдая за сузившимися глазами Арло, я усмехнулся. Да, он сделает это для нас.

Он поможет нам покончить с нашим отцом-психопатом.

Глава 1

Амара

— Но я не люблю его, папа, — прошептала я, глядя на отца, зная, что мои слова прозвучат неубедительно, но все равно их произнесла. И если честно, я не была уверена, почему меня так шокирует происходящее. — Я его не знаю.

В нашем мире — темном и мрачном, уродливом и жестоком, где властвовала мафия, — браки по расчету были обычным делом. Женщинам не нужно было знать мужчин, за которых они выходили замуж. Они не должны были любить их или даже симпатизировать им.

Они должны были просто подчиняться, потому что все это делалось для укрепления связей между семьями.

Но это был не брак с представителем итальянского мафиозного дома, что всегда было нормой.

Меня отдали Николаю Петрову, второму сыну Леонида Петрова, Пахана русской братвы Петровых.

Николай Петров.

Это имя я уже слышала от отца, подслушивая его встречи, телефонные разговоры, которые он вел в своем кабинете в течение нескольких недель, предшествовавших этому разговору. Он избил бы меня ремнем, если бы узнал, что я подслушиваю его личные встречи, но когда я услышала свое имя, связывающее мою жизнь с незнакомым мне человеком, который, скорее всего, был той же породы и из той же шерсти, что и все остальные монстры, окружавшие меня, я приняла это к сведению и не беспокоилась о последствиях, если бы меня поймали.

Мой отец, Марко Бьянки, смотрел на меня суровым взглядом, его челюсть казалась еще более резкой, когда он скрежетал зубами. То, что я ставила под сомнение все, что он делал, было для него оскорблением, обидой. Потому что я была всего лишь жалкой дочерью, не годной ни на что, кроме как оказаться в роли пешки, чтобы еще больше укрепить власть своего отца.

Его выражение лица говорило мне о многом, хотя он и молчал.

— Он сумасшедший, папа, — сказала я тихим, отчаянным тоном, не зная ничего о Николае, но мне и не нужно было знать его, чтобы понять, какого он типа и откуда он родом. — Он русский, — эти слова казались самым логичным объяснением его сумасшествия.

Я достаточно знала о нашем мире, чтобы предположить, что Коза Ностра не была в дружеских отношениях с Братвой, и уж тем более не была близка к тому, чтобы они отдавали дочерей в жены их сыновьям. И все же это происходило. Происходило со мной.

— Ты сделаешь то, что я скажу, девочка, и поблагодаришь меня потом, — произнес он по-итальянски. Его тон говорил об окончании разговора и о том, что никаких лишних вопросов задавать не следует.

Мой отец не был ласковым человеком, он никогда не говорил мне, что любит меня, не обнимал, не проявлял заботы и внимания за все мои восемнадцать лет. Я смирилась с тем, что, хотя я была его плотью и кровью, он видел во мне не более чем товар. То, чем он владел. То, что он мог использовать, чтобы повысить свой статус босса.

Он был королем, а я — пешкой в его шахматной игре.

Отец махнул рукой в сторону двери, безмолвно говоря: «Убирайся».

Я почувствовала, как мои плечи поникли, и возненавидела себя за проявление перед ним хоть какой-то слабости.

Я вышла, закрыла за собой дверь его кабинета и прислонилась к ней, чувствуя на себе пристальный взгляд матери. Я подняла голову и уставилась на нее. Она стояла в коридоре и сжимала руки в кулаки, на ее лице отражался ужас.

Фернанда Бьянки была такой же пленницей и фигурой для настольной игры, как и я. Ее тоже отдали моему отцу, когда ей едва исполнилось восемнадцать, их брак был устроен, а мою мать заставили быть с более взрослым мужчиной, который относился к ней лишь как к сосуду для своих наследников.

Мы все были для них лишь инструментом, разменной монетой.

Слабый пол, как они нас называли.

Моя пятнадцатилетняя сестра, Клаудия, обладала духом, которого мне бы хотелось, огнем в жилах, который я хотела бы иметь у себя, и свободным образом мыслей, которому я завидовала. Ей было наплевать на правила и традиции, сколько бы отец ни ругал ее, а мать ни отчитывала. Она жила по своим правилам, и как бы я ни любила ее за это, я также беспокоилась за нее и о том мире, в котором мы жили. Если женщина не могла быть покорной мужчинам в нашей жизни самостоятельно… это вбивалось в нее.

Мой двадцатиоднолетний брат Джио, такой же безжалостный и хладнокровный, как и наш отец, как и все мужчины в преступном мире, также был пленником. Его испортили и извратили, внушили мысль о мафии, и теперь он стал таким, каков он есть. Но даже та жизнь, которую он вел, те правила и ожидания, что были в его жизни, не сделали его злым. Не по-настоящему. Не сейчас.

— Passerotta.

Воробушек.

Так меня прозвали мама и брат, когда я была еще ребенком, потому что говорили, будто я постоянно порхаю, маленькие крылышки переносят меня с места на место.

Голос матери был мягким, спокойным, и в этом единственном слове я услышала нотку сочувствия. Хотя знала, что она, скорее всего, не хотела для меня такой жизни, она не говорила об обратном. Мой отец сформировал из моей матери ту женщину, которая стояла передо мной: немногословная, глаза всегда устремлены в пол, когда он находится в комнате, ее внешний вид всегда безупречен.

Я удивлялась, как она могла найти хоть какое-то счастье.

Я знала — он бил ее, когда злился, когда она не делала