Максим попробовал — помогло.

— Это я-то нетолерантный? — обиделся он. — Я даже с Егором из двадцатой нормально общаюсь, не обращая особо внимания на его гламурняк.

— Так он просто триптих… ой…

Максим, не сдержавшись, хрюкнул в кулак.

— То есть штриптиль, шихтер, — принялся перебирать собеседник, — трипсель, миксер, пиксель. Да ексель-моксель! Маркшейдер, блин.

— Хипстер — поправил Максим.

— Во-во! Я ж говорю: это лечится.

Ничего такого он не говорил, но заострять Максим не захотел. Лечится, разумеется. Если бы Егора в его лицее отправили на маркошку, как Максима на первом курсе (собирались отослать копать картошку, а привезли на сбор морковки), весь гламурняк слез бы уже в первую неделю, ума прибавилось, да и навыков тоже. Как говаривал дядя Саня, он же завкафедры Природоведения: «Студент их вуза вне зависимости от факультета обязан уметь разливать водку на шестерых человек в полной темноте с поправкой в два миллиграмма». Максим умел, чем втайне гордился.

— А Гулю эту ты записал в дуры по определению, поскольку узнал, что приезжая. Откуда она, кстати?

— Черт его знает. Из Хуль-куля какого-то.

— Вот чего и требовалось доказать.

— Да пошел ты! — огрызнулся Максим.

Собеседник, так, между прочим, и не показавшийся, умолк.

Прошло, наверное, минут пять. Максим не выдержал:

— Хватит дуться.

Он уже давно опустился на корточки, прислонившись спиной к кирпичной кладке. Темнота, поселившаяся в арке, казалась уютной, когда философ разглагольствовал, а теперь с каждым новым ударом сердца приобретала все более зловещие черты.

— А я и не дуюсь. Я размышляю.

— Может, покажешься? — предложил Максим. — А то говорю тут с тобой, как с тем Гюльчатаем, а лица не вижу.

— Между прочим, то была девушка. По фильму.

— В том-то и дело, что на девушку ты ну никак не тянешь. Да и непривычно как-то говорить с пустым местом.

— С тьмой? — ехидно заметил собеседник. — Тайной!

— Покрытой, блин, мраком.

У дедушки в Одинцово, в котором Максим проводил дошкольные времена, был огромный сенбернар по кличке Мрак. А у соседки через улицу — тети Таси — сибирская овчарка Тайна. Потому для Максима, начиная с самого детства, известное изречение обрело множество смыслов, отличных от всеми принятых.

— Ну, смотри. Только не пугайся, — сказал философ и в почти непроглядной темноте вспыхнули два зеленых глаза.

***

На утро у него раскалывалась голова. Благо, вставать и тащиться на учебу не приходилось по причине выходных. Воскресенье — день тяжелый, а кто поспорит, тот не надирается по субботам и вообще не студент.

Небо в окне уже посветлело. На потолке отпечатались тени от ветки старой липы, настырно раскинувшейся на полдома и чуть ли не сующейся в квартиру. Отец все обещал ее обкорнать, да руки не доходили, а Максиму дерево было откровенно жаль. Не мешает же. Пожалуй, даже наоборот. Он и в детстве монстров за окном не опасался, а постукивание в стекло воспринимал благожелательно. А еще, когда липа цвела, аромат стоял — закачаешься.

Вода на кухне лилась… почему-то.

Стоп!

Вода?!

До сего момента Максим полагал, будто ничто не бодрит лучше фразы «Мы проспали!» Сейчас он понял: еще как бодрит! На чего там можно глазеть вечно? На пылающий огонь, льющуюся воду и работу, которую за тебя делает кто-то другой, вот только из МЧС вылететь с таким отношением можно?

Максим, как был, не одевшись, влетел на кухню, уже почти слыша разъяренный звонок в дверь, сменяющийся стуком, и представляя разъяренное лицо соседки снизу. Под ногу попалось скользкое, позже опознанное разбившимся куриным яйцом. Максим по нему проехался, как неудачники в старых комедиях на банановых ошурках, взмахнул руками, чудом — но не тем, которым Штирлиц из анекдота — зацепился за косяк и смачно плюхнулся на задницу, отбив копчик.

Вода лилась. Однако пол оставался сухим.

Вода наполняла чайник, а к раковине была приставлена табуретка. Холодильник в углу был распахнут настежь. Кто в нем копался, посмотреть не получалось, но из-за дверцы высовывался то сгибаясь, то разгибаясь полосатый хвост.

Максим икнул. Память, видимо проснувшись, — поглядел бы он на того, кто способен продолжать дрыхнуть после такого потрясения — подкинула подробностей, более уместных для ненаучной фантастики, чем реальности.

«Пожалуй, вчера кое-кому следовало меньше пить и предаваться переживаниям», — подумал Максим.

Кот, по ходу, действительно присутствовал у него в квартире: дворовый мордатый кошак неопределенной бело-серо-черной полосатой масти. Только вряд ли он говорил. Скорее, раскисшему и расчувствовавшемуся Максиму до зарезу понадобился все равно какой собеседник, вот он кота и притащил.

Логично?

О, да! Он почти Шерлок Холмс, учитывая, что означенный персонаж выдуманный, а значит мироздание с автором во главе ему сильно подыгрывало. А вот Максиму подыгрывать было некому. Увы.

«И чайник в раковину еще ночью поставил я сам, — продолжил он размышлять. — Сушняк и мертвого поднимет: потому поднялся и я, не просыпаясь, сомнамбулой прошел на кухню, включил воду, удовлетворился ее журчанием… — здесь он воровато огляделся и облегченно вздохнул, а то были прецеденты: Антоха Строгачев также умудрился однажды в комнату тещи зайти и в шкаф свои дела сделать, приснилось ему, что это туалет. А холодильник?.. Дворовые коты и не на такое способны. Без развитого до невиданных высот интеллекта на помойках ни одному живому существу не выжить».

Уже практически убедив себя в том, будто ничего экстраординарного с ним не случалось, Максим откашлялся и поинтересовался:

— И чего ты здесь учудил, мохнатое отродь…йе?

На последнем окончании голос взбрыкнул и дал петуха, чего с Максимом не случалось со времен средней школы.

— Завтрак готовлю.

Максим икнул снова. Попробовал подняться, но ступня опять проехалась по предательски разбитому яйцу.

Хвост исчез за дверцей холодильника, зато высунулась морда.

Кошак — Максим не ошибся — одно ухо кто-то подрал, вдоль переносицы угадывался старый давно заживший шрам, а в остальном был тот матер, нагл, вероятно, блохаст и ошеломляюще огромен. Бабка загуляла с майн-куном, не иначе.

— Ну и зрелище… — прокомментировал тот, — и что в вас только находят самки?..

«Еще бы, — пронеслось в опустевшей голове Максима, — котиков ведь любят все. Зачем какой-то там мужик, если есть котик».

— Иди-ка ты умываться… и причесываться, — напутствовал кот, — Царь зверей, едрить твою налево.

…Умывался Максим тщательно: долго тер щеткой зубы, повредив десну до крови, брызгал в лицо холодной водой и