Роберт въехал за ним, чуть поотстав.

Он поставил велосипед в дровяном сарае и вошел в кафе.

Как всегда после полудня, в «Красном льве» было полно народу. Тут работала мама Дэна. Она подошла к ним, бросила взгляд на Роберта и спросила:

— Вы обедали или нет?

— Пообедаешь тут, когда этот Леонардо да Винчи рисует всё, что движется. — Дэн взял из коробки пакетик чипсов. Мать ловко выхватила его у сына:

— Съешьте лучше что-нибудь приличное. Идите в зал и найдите себе столик.

Мама Дэна была невысокая, пятнисто выкрашенная блондинка. Неестественный желтый цвет ее волос всегда резал Роберту глаз. Сейчас он сосредоточил свою неприязнь на ее краснощекой физиономии, растрепанных волосах, деревенском выговоре, ярко-красных ногтях. Помогло. Ему стало легче, хоть он и хорошо относился к ней. Зато ее образ вытеснил из памяти девушку на лошади.

Они поели лазанью с жареной картошкой. Еда была горячая, вкусная. Дэн щедро плеснул в тарелку томатного кетчупа.

— Деревенщина, — проворчал Роберт.

— Увы, да. В Италиях не бывали. К хорошим манерам не приучены.

— Куда уж тебе.

Дэн соорудил себе из ломтиков жареной картошки два длинных клыка наподобие дракуловских и ухмыльнулся. Роберт заставил себя рассмеяться, хотя обоим было ясно, что ему не до веселья. Ни тот ни другой ни словом не заикнулись о Фолкнеровом Круге.

В комнате было полно народу, висела жаркая пелена. У окна устроились американцы из туристского автобуса, они говорили с громким, непривычным акцентом, ели, что-то громко обсуждали, рассматривая карты. За соседним столом сидели студенты-археологи; Роберт уже знал их в лицо, потому что они остановились в дешевой гостинице недалеко от дома Дэна. Одна из девушек была очень даже ничего. Дэн склонился к Роберту:

— Смотри, какая красотка.

— Вот бы ее нарисовать.

Дэн ухмыльнулся.

— А ты ее попроси, — посоветовал он.

— Не говори глупостей.

— Тогда я попрошу. — И не успел Роберт остановить его, как он обернулся: — Здравствуйте. Прошу прощения. Мой друг — художник. Он интересуется, не могли бы вы попозировать ему.

Все взгляды устремились на Роберта.

— Дэн, заткнись, — шепнул он и от злости залился краской.

Девушка спросила:

— А сколько вы платите? — Ее лицо сохраняло серьезность, но все остальные открыто ухмылялись.

Один из студентов взял счет и пошел к кассе, другой фыркнул и сказал:

— Малыш, она для тебя старовата.

— Не обращайте внимания, — пролепетал Роберт. — Это всё он. Он болван. Он всегда такой.

Она улыбнулась:

— Что ж, я польщена. Но, к сожалению, завтра я уезжаю на каникулы. А вы хороший художник?

Она просто поддерживала вежливый разговор. А Дэн, кажется, подумал, будто он ее очаровал.

— Самый лучший. На следующий год будет изучать искусство в университете.

— В каком?

— Я точно не знаю… сейчас я собираю портфолио… — глупо промямлил Роберт. Ему не хотелось говорить об этом с незнакомой девушкой, он ее даже не знал, но все ее ухмыляющиеся друзья уже уходили, и она тоже встала. Потом обернулась, и улыбка на ее лице исчезла.

— Послушайте. Я серьезно. На новых раскопках нужен человек, чтобы зарисовывать находки. На каникулы все разъезжаются.

— Каких раскопках? — спросил Дэн.

Она нахмурилась:

— Это тайна. Нечто необычайное. В полях около Ист-Кеннета. Их руководитель — доктор Каванах. Может быть, вы им подойдете.

Она взяла куртку и обернулась еще раз.

— Только не говорите, что это я вас послала. Нам не разрешают никому ничего рассказывать. Хотя вряд ли им удастся долго скрывать это.

— Что скрывать? — Дэн явно переигрывал; его глаза широко распахнулись.

Она улыбнулась и пожала плечами. Как будто уже сожалела, что начала этот разговор.

Я ехала на Калли, мы направлялись к дороге между живыми изгородями. И вдруг впереди что-то показалось. Не машина. Или все-таки машина?

Оно было большое, темное, мы въехали в него, как в ворота, и когда я спешилась, на другой стороне, во дворе своего дома, ждал он.

— Добро пожаловать в королевский замок, Хлоя, — сказал он. Позади него развевались знамена, на них были нарисованы три журавля, стоящие на спине у быка.

Он всегда ходит в маске, маске из рябиновых листьев с редкими оранжевыми ягодами. Его глаза внимательно рассматривают меня.

Я думаю… Мне кажется, что я умерла.

Я говорю, чего никто другой сказать не может.

Книга Талиесина

Они лежали в траве Внешнего Круга, возле Цирюльничьего Камня, который в четырнадцатом веке упал и задавил человека. Растянувшись на спине, Дэн заполз под грозно нависающую выступ-плиту и улегся так, что тень падала ему на лицо.

— Не надо, — пробормотал Роберт. На сердце у него было тяжело.

— Эта штука весит несколько тонн. Тот бедняга ничего не успел почувствовать. Бац — и всё!

Роберт не ответил. Он сидел, неудобно скрестив ноги, подальше от друидических валунов. Он избегал даже прислоняться к ним; в этих камнях, холодных и непостижимых, таилась неведомая угроза. Его разум, измученный вековечной тайной — кто и зачем воздвиг эти мегалиты, отказывался примириться с ними; их наклонные грани в желтовато-розовых пятнах лишайников, испещренные трещинами, были слишком чужеродны, а среди причудливых очертании ему вообще мерещились странные злобные лица.

Он отшвырнул карандаш и лег. Небо было затянуто сероватыми пятнами облаков, в просветах среди них открывалась голубизна.

— Пошел бы ты поискал эти раскопки, — сказал Дэн, помолчав немного.

— А чего сам не идешь?

— У меня и так уже есть работа. — Он бросил взгляд через плечо. — Тебе, может, заплатят.

— Деньги мне не нужны. — Это было не хвастовство, а правда.

Дэн фыркнул: он-то проводил целые дни в задней комнате «Льва», за жалкие гроши перемывая посуду и вытирая столы.

— Зато не будут дурные мысли в голову лезть.

Они замолчали. Роберту опять припомнилась загадочная девушка на лошади, и Дэн, видимо, тоже забеспокоился, потому что вылез из-под нависшего камня и перевернулся на живот. Роберту внезапно почудилось, что Дэн набирается храбрости, чтобы спросить его о Хлое — есть ли хоть какие-то перемены в ее состоянии. Оба знали, что это тема запретная, поэтому Роберт торопливо произнес: