Эдик поставил на скамейку литр греческого вина в картонной упаковке, стаканчики и полиэтиленку с абрикосами, и проснувшийся в траве бомж, углядев на скамейке этакое гастрономическое разнообразие, решил попытать счастья. И не зря — Эдик, погрузившись в свои мысли, только обрадовался возможности озвучить их на случайного собеседника. Радостный бомж по имени Леха только наливал и поддакивал. Сообщив, что его тоже выгнала из дома злая жена, он старался изо всех сил облегчить собрату по несчастью битву с зеленым змием и абрикосами, так сто ничего не мешало речевому аппарату Эдика рассказывать о несчастьях хозяина. Впрочем, развод Эдик несчастьем не считал, потому что не считал разводом, и скорее рассматривал эту жизненную коллизию как внеочередной отпуск, который вовсе не снимает обязательств. Тем более что новый муж Нины, он из породы упертых, но мечтателей. Денег таким не заработать. Деньги капают в конце механизма, как — чтоб бомжу понятней — самогон из змеевика — а этот Андрюха, аспирант-историк или кандидат наук уже, он ни о деньгах, ни об аппарате не заботится, он уже хватанул горючки и стоит на своем. Эдик пытался убедить Андрея, что направление главного удара следует изменить в более денежную сторону, чем дурацкая, никому не нужная история, но быстро понял, что убедить невозможно, как невозможно убедить пьяного. Это способ жизни, отличный от его собственного. Именно. В беседах с Андреем Эдик словно смотрел на мир другими глазами, или открывал для себя другую, невидимую прежде сторону мира, неподвластную пока, мистику своего рода. Эдик с его нюхом на подделку не мог постигнуть, где фальшь этой мистики, а где настоящее. Иначе говоря, не мог ей управлять. И самое странное, мысль не давала покоя — не она ли им управляет?

Андрюха при всей видимой простоте вызывал у Эдика дикое уважение именно тем, что жил своей непонятной реальностью, не замечая ее сложностей и ирреальности. Например, Эдик никак не мог бы упрекнуть его за увод жены. Это Нина ушла к Андрюхе, вот истина. Эдик понял, что никогда не любил Нину. Нет, любил, но… как-то по своему. Как его воспитали. Оказалось, это не любовь, а черт-те что. Нинка твердила: Андрей сказал, Андрей хочет, Андрей то, се… короче, Андрей невидимо поселился в их семье года за два до развода. Потом воплотился, и Эдику пришлось уйти. Так его воспитали. Он любил жену, пусть и по-дурацки, и если ей лучше с Андреем, то он рад за нее. И при чем тут развод? Формальность. Кончено, и то помогло, что знакомы были со студенчества, учились в одном институте, пока Эдика не увел оттуда мелкий бизнес на искусстве, точнее деньги. Они неизменно капали из всех краников всех аппаратов, составленных Эдиком из людей и обстоятельств, знаний и умений. Андрюха же фактически силой воли пытался чего-то воплотить, чего он там разглядел, в своей ирреальной исторической науке, вместо того, чтобы заставить работать аппарат по воплощению, сделать его. Определенная тупость тут присутствовала, но почему-то Эдик уважал эту тупость, трудно отличимую от упорства. Направленности, как у Андрюхи, у Эдика не было. Задумки, не больше, на два-три шага. Как и все, хотел разбогатеть, стать сильнее в жизненном плане. Эдик решал задачи, которые этому способствовали, вот и все. Андрюха же, например, все это отбросив, который год пытался доказать, что Кирилл и Мефодий, два монаха, которые разработали кириллицу и дали Древней Руси письменный язык, пришли вовсе не из Византии или из Греции, а вовсе из Сибири, с востока. У Андрея имелась своя теория происхождения и Руси, и славян, и вообще всего на свете, если разобраться, и по этому взгляду Кирилл и Мефодий просто не могли не прийти из Сибири. В архивах полно всякой письменной дряни, где правда, где вранье — без трудов не разобрать, и естественно, что и сибирское происхождение этих странников в архивах попадается. И еще всякое другое, чуть ли не с Северного полюса, только выбирай. Вот уже тут бы Эдик остановился, потому что начались непонятные, бесившие вопросы. Во-первых, на кой черт сдались эти два древних монаха? Тем более до фени — откуда пришли эти два придурка, хоть с Луны свались! Что это дает лично Эдику? Что дает Андрюхе? Ничего, это же ясно. Для Эдика. Андрей же давно вычислил по архивным следам место в Восточной Сибири, где стояла древняя ахинея вроде буддийского монастыря, при котором и выросли братья-монахи. Андрей считал их плененными детьми русичей, или еще кем-то в этом смысле, подневольными, из тех, какие были в то время, но дело-то не в этой фигне, а в том, что вся последующая карамель, которая должна была закопать или залить Андрюху, докажи он свою шизу, это шоколадка Андрюхе на фиг не нужна, в смысле там статей, гонораров, или там всяких званий вплоть до докторской диссертации. Андрюха, змей, придуривался, конечно, что он за этими коврижками и пашет, он такой же, как и все, сволочи, как и ты, но Эдика это не обманывало. Гадство в том, что все эти прибамбасы, столь ценимые нормальными людьми, Андрюха запихает тебе в грызло за возможность… чего? В принципе, ответ ясен — за свободу. За свободу в каком-то высшем смысле… делать что хочет, вроде этого. Так что Эдик, как и подобает собачке, которая лает на бульдозер, понял в конце концов — для себя — кто есть кто — и просто изредка эдак лаял. По дружески…Вперед, мол, бульдозер. Я, собачка, с тобой. Делаю, что могу. Охраняю. Тяф-тяф. Эдика ничуть не интересовало мнение других всяких коллег и злопыхателей — у него свое имелось, так его воспитали. Нюх на фальшивки работал у Эдика не только на предметы живописи. Плевать ему было, чего там пытается вытянуть Андрюха в глазах других людей, Эдик чувствовал — Андрюха тащит что-то стоящее. Пытается. Ну, как не помочь? Жаль, нечем пока. Андрюха все спонсоров ищет для своих экспедиций в Сибирь, но дураков-то нет. Нашел пока что только дураков из научной молодежи. Пяток студентов, пара засидевшихся в девках преподавательниц, еще несколько энтузиастов, включая и эту дурочку Нинку, бывшую жену Эдика. Все нищие, естественно, кроме жены Эдика, и потому фактически все экспедиции Андрюхи, если разобраться, финансировал Эдик. Впрочем, ребята вкладывали в экспедиции своим трудом больше, чем Эдик деньгами, тут и считать нечего. Палатки шили из своих старых плащей. Гадство. Эдику просто обидно было за российскую науку. Тем придуркам в Кремле, что распоряжались бюджетом, им виднее, конечно, куда что тратить — на бомбы или на раскопки, но Эдик придурком себя не считал, и потому никогда не отказывал на просьбы жены отстегнуть что-то, если есть, на будущее для российской науки. Институт Истории, где преподавал Андрей, денег на всякие там экспедиции если и имел, то уж не Андрюхе их выделял, а более маститым, более золотистым в смысле будущих прибылей и славы, что в наше время одно и то же. Конечно, гипотеза у кандидата наук Ростовцева перспективная, но… денег нет. За свой счет. Только документы разрешительные и согласования с местными властями — и за то спасибо скажи. Если б не богатые, в смысле взяток, периоды сессий и приемных экзаменов, из института все преподаватели давно бы разбежались…, какая тут наука. Вот и весь тебе и Кирилл, и Мефодий, и монастырь ихний…, в реальности.

Андрюха молодец. Его это не останавливало. Кто деньги, кто шмотки, кто продукты — но уже который год эти «кто» посылали его экспедиции в треклятую Сибирь, где копались и копались волонтеры истории. Молодец Андрюха. Жаль, денег нет, помочь.

Бомж, который все это выслушал, тоже посетовал на отсутствие денег у Эдика, а то бы он непременно занял сколько-нибудь. Едва он это сделал, как появилась пропавшая парочка.