столах баров женщины то тут, то там срывались в толпу, царапая и кусая всех, кто попадался под руки.

Дети беззвучно плакали, съежившись за елками и с ужасом наблюдая за озверевшими родителями, начинавшими вдруг кричать и драться. В ход шли столовые приборы, осколки посуды долетали до крох, оставляя мелкие ранки на обхвативших колени руках.

В переулках люди буквально проваливались под землю, и тому немало способствовала развитая канализационная сеть в городах.

Дороги повсеместно были наполнены светом мигалок и звуками сирен стражей порядка и скорой помощи, но и в больницах творилось зверство руками тех, кто решил отметить праздник на посту.

Праздничные фейерверки и петарды взрывались очень не вовремя или летели в толпу и дома.

Это было настоящее пиршество ополумевших духов. Все светлое и доброе, что так долго строил на трупах язычества дедушка, рухнуло в одночасье. Лишь немногие семьи, бережно хранившие веру в волшебство и подпитывавшие ее любовью, мирно и безмятежно сидели тесным кругом за столом и радовались новому году, сулящему новое счастье…

Я судорожно глотала воздух, резко сев на лавке. Голова кружилась, в глазах плыли темные круги, затылок ломило от невыносимой боли, а сердце колотилось от паники.

Не было ни удивления, ни осуждения в глазах Макоши и Мары, только тревога и сопереживание. Где-то брешь. Кто-то воспользовался моментом Перехода.

— Возьми Стешу, внученька, — обе уже знали, что я задумала. — и не ходи домой.

Откуда ни возьмись на руки мне прыгнула белая с серыми подпалинами кошка. Я прижала нашу мурчащую любимицу к груди, а Макошь уже протянула мне небольшой заплечный мешок:

— В добрый путь, Снегурочка. Маме привет.

Игра с огнем

Стешка бодро семенила прямиком к кургану на границе заповедного леса. Уже пару-тройку сотен лет никто и не пытался туда пробраться. Кому охота бродить в дремучей чаще, полной странных животных и скрытого подо льдом зла?

Я забралась на высокий холм, три раза топнула, три раза постучала левой пяткой кроссовок о другую ногу, три раза правой и закричала нараспев:

— Чу, пришла Коляда,

отворяй ворота!

Доставай GPS,

Провожай в черный лес!

А не выйдешь на зов,

То запру на засов,

Льдом ворота скую,

Песню вьюги спою!

Подо мной отозвался далекий рокот. Отлично, пробуждение началось. До чего же нелепый обычай, но без него никак. Я попыталась во второй раз:

— Гой, Горыныч седой,

Потрясай бородой,

Нечисть с тропок смети -

Буду целой в пути!

А не выйдешь ко мне,

Жить тебе на Луне!

А что мир тот суров,

Скажет Кир Булычев!

Курган легонько завибрировал, а в некоторых местах завихрился пар. В третий раз я притопнула, прихлопнула, повернулась и громко запела:

— Друг сердешный ты мой,

Выходи, дорогой!

Дай шаверму и шпроты

Для хорошей охоты!

А не выйдешь на свет,

Дружбы нашей, знать, нет,

По болоту пойду -

Водяного найду!

Загромыхало и затряслось, казалось, все мироздание, я не удержала равновесие и нелепо плюхнулась на муравейник (дожили, под снегом вполне себе благоденствует целый муравейник!). Из норы под курганом вылезла огромная трехглавая крылатая ящерица.

— Ну ты, Снегурочка, загнула! Совсем шутить разучилась. Что, так все плохо?

— Ох, Горынушка, слава Небу, ты проснулся! Открывай калитку, к маме иду.

Горыныч нахмурился, три пары глаз смотрели сурово и обреченно. Старый друг достал увесистую связку ключей, перекрестил меня три раза, вручил компас, сухарики "Кириешки", сувенирный веник с домовенком из мешковины и проводил к лесу.

Я обняла за переносицу среднюю его голову, поблагодарила и, когда он отпер волшебную калитку, выпорхнула за границу безопасного мира духов.

Интересно, как же к нам уже во второй раз проскользнула Стеша?…

Вспомнилось

"Кочки, кочки, два пенечка, коротки зимой денечки. То ли нежить, то ли жить, все равно тебе водить!"

Эх, лес моего детства не был таким тихим, как сегодня. Помню, как девчонкой бегала наперегонки с упырятами, с русалками намечала буйки из кувшинок в запрудах, а волчата-перевертыши катали меня на своих мохнатых спинах. Сказочный триатлон, не иначе!

Поначалу заповедный лес был цветущим и удивительным миром: под каждой травинкой прятался маленький дух, каждая дождинка питала своей песней высокие ели, под каждой иголочкой хвойного настила копошилась жизнь. Лесовички строго следили за порядком, а бесята помогали берегиням по хозяйству. У каждого бога была своя избушка на курьих ножках посреди полянок, и никому не было тесно.

Ледяной дом Мороза Ивановича с Метелицей стоял, как и ныне, на отшибе за лесом, чтобы не навредить ненароком его теплолюбивым обитателям. Никто не знает (а Мороз никогда и не рассказывал), как появилась в его доме матушка. Из смертных ли она или иностранка, бросили ли ее родные или же сам дедушка пленился воинственной красотой этой лютой девчонки — тайна за семью печатами.

И, видимо, дело действительно не обошлось без порока, потому что первой и единственной мучительной любовью ее стал Чернобог, который никогда не является к светлым душам. Так появилась я: дитя на стыке горячей страсти и холодной жестокости, ненавистная матери и забавная для отца.

Впрочем, совсем скоро после моего рождения дедушка забрал меня от сбежавшей в самую чащу леса Прекрасы, и я никогда не видела Чернобога, хотя частенько после проделок слышала его жутковатый смех.

Родителей не выбирают. А любила я их всем сердцем.

Долгое время считалось, что Прекраса не обладала никакими чарами. Разочарованная в супруге и мире духов, она отправилась в земли росов, где взяла себе имя Ольга и обольстила молодого и честолюбивого князя Киевского.

Вторая ее страсть и бесконечное разочарование.

Матушка развлекалась интригами и жаждала власти. Игорь не был слишком удачлив в государственных делах и однажды, когда Ольга предложила ему аферу с одним из племен, очень опрометчиво последовал ее советам и был казнен.

Несмотря на свою жестокость, Ольга была довольно жалостливой девушкой, и уж точно не намеревалась убивать доверчивого мужа. Княгиня замышляла только шалость, маленький дворцовый переворот, поэтому и отправила Игоря в Навь, применив древнее колдовство. Возможно, не обошлось без ревнивой Мары.

Так я с ним и познакомилась.

Свежая кровь в царстве эфемерных существ произвела чудовищный эффект, началось смутное время. Племя Чернобога, Мары и Велеса стало нападать на других обитателей леса, смерть поселилась там, где ей вовсе не место.

Боги бежали с насиженных угодий, общими усилиями воздвигнув границу метрах в тридцати от разом помрачневших деревьев. Многие духи приняли человечий облик, а Горыныч добровольно окопался рядом