Шеру вздохнул, успокоился и теперь только морщился от неприятного запаха.

Потом он поднял голову и прислушался. Что-то происходило там, дальше, куда птица не долетела.

Стараясь не спускать с птицы глаз, Ягмара переступила через поваленную, обломленную ударом у самого комля осину — и увидела прикрытые ветками ноги в мягких рыжих сапогах…

Высвободить лежащего из-под кроны дерева оказалось нелегко, но Ягмара понемногу справилась.

Он был жив, но, похоже, сильно побился, поэтому она так долго и провозилась: боялась повредить сильнее. Парень, короткие белёсые волосы в запёкшейся крови, лицо исцарапано до мяса, но глаза целы; дышит; руки и ноги вроде бы не переломаны, но проверять не стоило; а вот рёбра, наверное, уцелели далеко не все. Ягмара нашла поблизости и вырубила небольшую ёлку, отсекла ветки с одной стороны и примяла с другой — так, чтобы получилась плоская волокуша. Осторожно перевалила парня на неё — головой к комлю, — прихватила его же кушаком, чтобы не свалился.

И шаг за шагом поволокла.

Шеру шёл рядом, ободрял.

Впрочем, тащить по мху было не так уж трудно — тем более, что можно не заботиться о бесшумности. Полсотни шагов — отдых. Ещё полсотни…

Лошадка услышала, умница, и пошла навстречу.

Тайная надежда Ягмары, что парень наконец очнётся и встанет на ноги, не оправдалась: он так же мерно дышал, но ни на что не реагировал.

Поэтому Ягмара, ворча себе под нос, соорудила волокушу посолиднее: из двух ольховых жердей, скреплённых поперечинами. Она уже давно тихо радовалась, что сегодня отправилась на прогулку, снарядив Лошадку по-киммерийски: с надёжным шором-нагрудником и крепкими подпругами на медных пряжках, удерживающими седло-йехр из твёрдой варёной кожи с лёгкти деревянным каркасом. К йехру киммерийцы цепляли различную дорожную поклажу, а также головы врагов, и седло было для этого прекрасно приспособлено. Реши она прогуляться по-скифски, на войлочной подушке, сейчас проблем было бы куда больше…

А могла ведь и вообще отправиться без седла. Но мать такое почему-то не одобряла.

Крепко прикрутив к йехру сыромятными ремешками концы волокуши, Ягмара затащила на неё найдёныша вместе с ёлкой — чтобы лишний раз не перекладывать; закрепила, проверила — будет держаться. Похлопала Лошадку по крупу, благодаря за ум и терпение, взяла под узду и повела к городу. И только тут вдруг сообразила, что мать, наверное, на мельнице — то есть втрое ближе, можно сказать, совсем рядом.

Это было просто замечательно.

Вальда сразу взяла всё в свои руки, отправила Ягмару в лес за бабкой Колушкой, а сама с двумя работницами принялась раздевать и обрабатывать всё ещё бессознательного парня. Ну правильно, думала Ягмара, а то возьмёт да и окрутит-повяжет меня Вирень с незнакомым парнем, — а он, может статься, совсем дурачок… ну или даже женатый где-нибудь… Вирень — она такая, шаловливая, что хочет, то и творит, а потом не расхлебаешь.

Ехать к избе Колушки пришлось почти что по своим следам, поскольку жила она на опушке того же самого ведьминого леса, только с другой стороны, у ручья. Приостановившись возле кучи обрубленных веток, оставшихся после изготовления волокуши, Ягмара подумала вдруг, что надо бы свернуть в лес и ещё раз посмотреть на птицу. Может быть, выдернуть несколько перьев — да и вообще осмотреться. Тогда, быть может, удастся понять, откуда прилетел этот… ашин[1]? Она задумалась. А ведь точно, ашин — светлые волосы и эти рыжие мягкие сапоги…

Ашин… Странно.

Она решительно повернула Лошадку в сторону, куда тянулся след от ёлки.

Птица лежала так же, как она её оставила — вытянув шею со свёрнутой головой и выставив вверх мёртвое крыло. Зверьки пока ещё не добрались до неё. Ягмара с немалым трудом выдернула несколько перьев из хвоста, из крыла, из спины и из шеи. Она подумала, не вырубить ли клюв, но поняла, что будет долго возиться и вся перемажется… ладно, вернусь потом, клюв не съедят…

Она уже хотела развернуться и уехать, как краем глаза увидела на берёзке с обломанной верхушкой повисшую кожаную суму-кошель того же рыжего цвета, что и сапоги. В прошлый раз не заметила, потому что не озиралась по сторонам, а смотрела в основном под ноги…

Чтобы не возиться, она просто срубила берёзку. К седлу на этот раз был приторочен небольшой топорик. На всякий случай. Вот и пригодился.

Сума оказалась неожиданно тяжёлая. Ягмара перекинула её через плечо и поворотила Лошадку в сторону избы Колушки — напрямик.

И ещё шагов через пятьдесят она увидела в траве уже последнюю свою находку: простой деревянный парг[2], ныне почему-то чаще называемый по-гречески горитосом, с отличным роговым луком внутри и десятком чёрных тяжёлых стрел. Ремень у нижнего кольца был разодран…

Это была очень хорошая находка. Хорошая сама по себе, и хорошая как предзнаменование. Лук всегда приносил ей удачу.

Наскоро срастив ремень, Ягмара повесила парг через другое плечо и поехала к избе Колушки.

Лук она испытает позже.

По обычаю, только меч и нож были неотлучимы от человека. Лук же всегда и у всех народов был просто расходным имуществом и вовсе не обязательно подлежал возвращению владельцу… ну, в подобных случаях. Посмотрим, как этот ашин поведёт себя. Если окажется хорошим человеком… впрочем, что загадывать наперёд?..

Бабка как будто ждала её: сразу, без разговров, засобиралась деловито. Ягмара запрягла двух её любимых ездовых козлов, Аржо и Сардо, в лёгкие ясеневые санки, Колушка уселась, стегнула серых по спинам — легонько, куда гнать-то? — и санки, мягко покачиваясь на полозьях, понеслись по мху. Козлы весело мекали, переговариваясь. Прошлой зимой эта же парочка ездовых вынесла бабушку из-под волчьей погони…

Путь был прям, недолог, лёгок и ничем не отметился.

На мельнице Ягмару опять оставили ждать снаружи. Найдёныша перенесли уже в баню, и баня топилась вовсю. А немой работник Плотин волок от ключей бадью с ледяной водой. Шеру сидел на крыше и охранял баню от местных нечистиков.

Делать было нечего, Ягмара сняла с Лошадки лишнюю поклажу и седло, легко вскочила на спину и быстрой рысью послала Лошадку к тому месту на пруду, где был сделан удобный песчаный спуск к воде. Там она сняла с Лошадки остальную упряжь, оставив только уздечку, разделась сама — и они вместе прыгнули в тёмную воду, подняв тучу брызг. Дно уходило вниз не обрывисто, постепенно, но глубина здесь была большая — Ягмара иной раз не доныривала до дна. Вода сверху была как парное молоко, зато на глубине — ой как бодрила. Говорили, что тут бьют донные ключи. Ягмара поныряла всласть, заставила поплавать Лошадку. Потом они поплыли рядом, как при переправе — сначала к тому крутому берегу с нависающими кустами, потом к верхней части пруда, к зарослям кувшинок, потом обратно. Наконец наплававшись вдоволь, Ягмара забралась на спину Лошадки, распласталась — и направила её на берег. Вздымая воду и песок, Лошадка выкарабкалась по склону и остановилась, фыркая, Ягмара спрыгнула на траву и стала вытирать Лошадку попоной, а та крутила головой и хвостом, обдавая её брызгами…