– А как же браслеты?!

Вертикальная морщина задумчивости пересекла лоб Тораниуса.

– Какие браслеты?

– Два брачных браслета из меди и серебра! С тонкой вязью рун на благополучие.

– Какой-какой вязью? – протянул недоверчиво, но мне-то видно, издевается мужик. Кошель ему уже принесли, и все, что он теперь желает, это отдать мне лишь три золотых. И спровадить.

– Вы слышали! – отрубила грозно и шагнула на него. – Два браслета с гномьей вязью рун. На одном была трещина, на втором у замочка небольшой, едва заметный скол.

– А, эти… типа артефакты, – протянул владелец таверны, дождался моего кивка и заявил: – Не… этих там не было. Держите ваши деньги…

– Пять, – потребовала я.

– Три, – воспротивился Тораниус.

– Мы возьмем десять! – раздалось из кареты, и два желтых глаза засветились в ее глубине. – Извольте, уважаемый, нас не задерживать, до темноты осталось чуть-чуть.

– Одержимый… – всхлипнул вмиг побледневший мужик, бросил мне кошель и сбежал, хлопнув дверью таверны.

Хм… В легкой задумчивости я отсчитала десять монет и, завязав тесемки, оставила кошель у двери. Вернувшись в карету, поблагодарила неожиданного заступника и вроде как нанимателя.

– Не за что. С тебя пять золотых, – ответил он, забирая из моих рук половину звонких.

– За что?

– За помощь. Не вступись я, ты получила бы только три.

– Это грабеж средь бела дня! Как не стыдно обирать меня, безвинно пострадавшую, вы же граф! – возмутилась я.

– Графом я стал относительно недавно. Так что… не стыдно, нет.

Масштаб свободы задохлика от общественного мнения на тот момент я интуитивно оценила как большой, а увериться в своих суждениях смогла, когда карета подкатилась к местообитанию его превосходительства. Это произошло ближе к вечеру, экипаж давно выехал из столицы и основательно удалился от нее в северном направлении. Красоты частных богатых владений давно сменились крестьянскими поселениями, а те, в свою очередь, медленно, но верно перешли в заброшенные промышленные районы со множеством угасших и потрескавшихся печных труб, развалившихся складов и покосившихся амбаров, некогда деревянных и зачарованных на прочность, а теперь в основе своей трухлявых и гнилых.

На вопрос, куда мы едем, Вардо Регген прозаично ответил: «Домой» – и попросил возничего поторопиться.

– Скоро совсем стемнеет, – вздохнул он, не обращая внимания на мое возмущенное сопение. – Бурфо ночью не так безопасен, как днем.

Интересное замечание, вызывающее куда более интересный вопрос:

– Ну и зачем я вам… там?

– За надом.

– Съесть хотите? – спросил я и удостоилась удивленного желтого взгляда. Возмущение, плескавшееся на дне его зрачков, частично обнадеживало, но успокоиться не давало. – Или вы меня везете для зверья в качестве игрушки?

– Какой игрушки? – удивился маг, косвенно подтвердив, что какое-то зверье все же есть.

– Которую не жалко… Порвет и не заметит, а через год обо мне уже никто не вспомнит.

– За кого ты меня принимаешь? – не столько вопросил, сколько возмутился Регген, даже не представляя, как я рада поделиться своим мнением на этот счет.

– За негодяя! Подлеца, толкнувшего меня на конфликт и нагло пожинающего плоды своего беззакония…

– Что? – Он резко повернулся.

– То, что слышали! Вы можете и далее разыгрывать мнимое благородство, но я-то видела, как вы своей улыбкой клыкастой получили пять монет. А это, как и мое пленение, прямо говорит о том, что вы успешно пользуетесь статусом покусанного и…

– Так это из-за денег?! – изумился граф-задохлик и вновь откинулся назад, чтобы из глубины своего угла посмотреть на меня с интересом. – Ося, а в твоем роду, случаем, не было гномов? А то, знаешь ли, есть в тебе что-то от них… помимо невысокого роста и переваливающейся походки.

Аж задохнулась от негодования. Пусть в чем-то я и гномка, у меня нормальный рост и вполне изящная походка. Но я ему втолкую это потом, а сейчас главное другое.

– Не переводите тему! Вы принесете меня в жертву?

– Только если попросишь.

Его лицо в очередной раз осветила широкая улыбка.

– Посадите в камеру?

– Это ни к чему, в доме есть пара свободных комнат! – хохотнул маг-хиляк, нисколько меня не разуверив.

– То есть закроете в комнате и будете опыты проводить?

– Я оружейник, Ося… – напомнил он, поморщившись, как от зубной боли. – Оружейник, слышишь? О каких опытах может быть речь?

– Поставите вместо мишени, – выдала я первое пришедшее в голову и удостоилась очередной демонстрации клыков.

– А это идея достойна рассмотрения! – Регген выглянул в окно и крикнул возничему: – Сбавьте ход, подъезжаем.

Подъехали мы к обшарпанному домику, обласканному временем и ветром. Наполовину скрытый забором и поросшим плющом, он смотрелся жалко и убого даже в свете заходящего солнца, когда палитра оранжево-красных цветов наполняет стены и окна огнем и заставляет гореть их на фоне насыщенного фиолетово-синего осеннего неба.

– И мне в этом жить целый год? – прошептала я, цепенея. И как в насмешку, одна из черепиц крыши с шорохом покатилась вниз, зацепила ветку дерева и разбила окно. Удачно разбила, дом мне будто подмигнул. – Святые угодники…

– Ося, выходим, – раздалось громкое у самого уха, а затем полушепотом: – И будь добра, с возницей расплатись.

– Чего?!

– Не хочешь? В таком случае разменяй, – приказал граф-задохлик и протянул на ладони золотой. Тот самый золотой, что он с наглой уверенностью стребовал вначале с владельца таверны, а затем и с меня. – И что ты сидишь и смотришь? Не хочешь менять или у тебя тоже нет денег?

– Что значит «тоже»? – возмутилась я, но кошель достала. Золотой разменяла и с неудовольствием проследила за тем, как маг отдал мужику вместо двадцати серебрушек целых двадцать пять.