Разговор двух американок по тому же поводу звучал бы немного по-другому: «Она француженка». «Ого!»

Все только потому, что многие француженки, независимо от их внешности, по нашему мнению, обладают сверхъестественной чувственностью. Для американок все француженки – опасные конкурентки.

Во Франции сложилась необыкновенно благодатное сочетание качеств – буржуазии и богемы, городского и пригородного. В результате возникли определенные французские архетипы. Они появились на культурной почве, богатой бесконечно сложным переплетением древних ритуалов и традиций, на которых взращено все население. И поэтому каждый день приблизительно в одно и то же время Франция останавливается и со звуком придвигаемых к столу стульев садится обедать. Французы любят бастовать, добиваясь общих целей, отводят на обед два часа, летом уходят на долгие каникулы, читают Пруста в метро, готовят не из продуктов, а… иногда из воздуха, обладают хорошо развитым эстетическим чувством, всегда стремятся к получению удовольствия, отвергают многие моральные догмы, на которых помешаны англосаксы, да и вообще предпочитают жить, а не зарабатывать на жизнь. Короче, французская культура производит выпечку из слоеного теста точно так же, как производила сто лет назад, и точно так же, да простят мне мою гастрономическую метафору, производит француженок. Так что в словах, которые однажды произнесла британская актриса Шарлотта Рэмплинг, есть большая доля правды:

«Это французы сделали француженок такими красивыми. Они прекрасно чувствуют свое тело, великолепно двигаются и говорят. Они уверены в своей сексуальности. Такими их сделала французская культура».

Именно французская культура создала француженок, которые, как известно, от нас очень отличаются. Собственно говоря, француженок мужчины любят за то, что они очень не похожи на нас. Однако не будем впадать в крайности и сравнивать две разные

культуры. Это неблагодарное занятие: мы рискуем начать превозносить француженок и унижать американок. Бесспорно, я буду писать о самых выдающихся и интересных качествах француженок, но я не ставлю себе целью вознести этих женщин на пьедестал. То, к чему я стремлюсь, выражено в эпиграфе к предисловию, т. е, согласно Декарту, хочу рассмотреть отличные от наших культурные ценности в искренней надежде на то, что нам удастся увидеть и оценить свои собственные ценности в новом свете.

Я понимаю, что передо мной стоит серьезная задача. Ведь я собираюсь сравнить нашу относительно молодую культуру, появившуюся из пуританского мировоззрения с его ортодоксальным взглядом на любовь и секс, и древнюю европейскую культуру с ее бесконечным переплетением сексуальных и политических интриг и усвоенным представлением людей о том, что главное в жизни – это наслаждение. Ингредиенты, из которых складываются наши культуры, разные, однако ничто не мешает нам сделать из них салат, достойный любого гурмана.

* * *

Эта книга, конечно, не исторический экскурс, но французская культура насчитывает много веков, поэтому некоторого погружения в историю не избежать. Давайте галопом по Европам отдадим почтение столетиям французской мысли, благодаря которым появился идеал утонченной любви. Некто Андреас Капелланус, о котором мы не знаем практически ничего, был автором прозы, чья долговечность и популярность сравнима с периодом полураспада плутония. В 1184 г. этот Капелланус дал следующее определение утонченной любви: «Это чистая любовь, соединяющая сердца двух влюбленных чувством божественного удовольствия. Эта любовь – соединение умов и близость сердец, она не идет дальше скромного поцелуя, объятия или целомудренного прикосновения к голой плоти возлюбленной. Эта любовь не идет дальше, не выплескивается своим финальным утешением, потому что подобное поведение недостойно тех, чья любовь чиста… Эта другая любовь называется смешанной любовью, и она дарит людям все плотские удовольствия, конечным результатом которых является акт Венеры».

Хотя автор и упоминает «акт Венеры» на втором месте после целомудренной любви, не стоит думать, что именно этот «акт» не занимал свободное время и бурное воображение друзей-трубадуров Капеллануса и всех последующих поколений философов, писателей и поэтов. В XVI веке появился писатель Франсуа Рабле́ – большой любитель самых разных наслаждений. Как считал Рабле, «природа не любит пустоты», поэтому он исходил из того, что все существующие отверстия человеческого тела должны быть чем-то заполнены и заняты. Рабле написал новаторское произведение «Гаргантюа и Пантагрюэль», где изложил многие аспекты упомянутой темы, а также предлагал «несколько способов охлаждения и усмирения похоти» и «пыла страсти». Среди предложенных им средств пьянство, наркотики, тяжелый труд, прилежная учеба и, конечно же, «многократное повторение акта утоления сладострастия». Все это должно способствовать искоренению «пламени разврата» и воспаления «полостного нерва, функцией которого является эякуляция влаги, обеспечивающей размножение рода людского».

Именно Рабле научил французов и француженок тому, что секс – это, по сути, очень веселое занятие. Оно, конечно, и трагичное, странное, несвязанное, прекрасное и пронзительное. Но в первую очередь – веселое. И если кто-то лишен чувства юмора и чересчур серьезно подходит к сексу, то вряд ли будет получать от него большое удовольствие.

Вольнолюбие Рабле пришлось французам по вкусу, и за ним последовал целый ряд «распущенных» авторов, вошедших в историю своими скандальными опусами (одним из коих является широко известный сексоголик маркиз де Сад). Лично мне больше по душе Рабле с его искрометным юмором. Мне кажется, именно Рабле научил французов и француженок (и это они запомнили навеки) тому, что секс – это, по сути, очень веселое занятие. Оно, конечно, и трагичное, странное, несвязанное, прекрасное и пронзительное. Но в первую очередь – веселое. И если кто-то лишен чувства юмора и чересчур серьезно подходит к сексу, то вряд ли будет получать от него большое удовольствие. Поэтому соединив в одном шейкере мысли Рабле, романтизм утонченной любви, добавив немного серьезности и фривольности, мы получим чисто французский коктейль. И он будет сильно отличаться от того, к чему привыкли американки.

* * *

Наш англосаксонский подход к сексу и любви отличается от французского как небо и земля. Теперь понятно, почему так много англосаксов уезжали в Париж. В 1833 г. Ральф Уолдо Эмерсон[12]написал строчки в своем дневнике, которые не потеряли актуальности и в наши дни: «Молодые люди очень любят Париж отчасти потому, что в этом городе они пользуются невиданной свободой от любопытных глаз и потому что никто не вмешивается в их жизнь. В этом городе можно идти туда, куда тебя ведут глаза». Вашингтон Ирвинг[13]более подробно объяснил, чем именно так хороши француженки. Они «прекрасно умеют вскружить голову и возбудить ту часть тела, которая находится ниже пояса». Учитывая тот факт, что голова у мужчин часто расположена на 15 см ниже пояса, предлагаемая француженками схема работает блестяще.