Конечно, если не выделываться и не разыгрывать из себя сложную натуру, то можно ориентироваться и на более очевидные, вполне прозаические признаки. Я лечу рейсом Берлин – Ницца, самолет несколько минут назад начал снижение, и начал довольно резво – мне даже пришлось взять в руки бокал с виски, который опасно накренился во время маневра. Вдобавок приятный женский голос объявил по внутренней связи, что борт заходит на посадку в аэропорт «Кот-д’Азур», просьба не курить, пристегнуться и т. п. Пристегиваться я не стал, потому что и не отстегивался, не курю я не только при взлете, посадке и между ними, но даже в промежутках между полетами… Но виски свое, конечно, допил. Отличный скотч, кстати – наши авиакомпании не подают такой… Хотя что это я несу? «Luftgantha», конечно, не подает, а «Air Berlin» – пожалуйста!

Заплакал чей-то ребеночек. Ушки болят – перепад давления, и плевать ему на запахи, цвета и все остальное. Молодая мама с русым «конским хвостом» поит его из маленькой бутылочки с соской. Молодец, это помогает.

Взрослые тоже зашевелились, стряхнули остатки сонного оцепенения, принялись жевать резинку и сосать мятные конфеты.

– Ой, смотрите, мы садимся прямо в море! – Пальцы с хищными зелеными ногтями вцепились в мою руку. Вызывающий маникюр принадлежит соседке – волоокой упитанной блондинке. На вид она похожа на… Гм, скажем, на нимфу. Кажется, ее зовут Хельга. Когда-то, на моей настоящей родине, так назывался недоступный, а оттого еще более вожделенный шкаф, за которым писались в очередь и пересчитывались по ночам. Это от нее исходит оскорбляющий обоняние и эстетические чувства тяжелый аромат.

Как и подобает джентльмену, пытаюсь успокоить даму:

– Не волнуйтесь, фрейлейн, вода теплая. И здесь неглубоко.

Слегка откидываюсь в кресле, изучающе оглядываю ее фигуру. С такой кормой не утонешь! Пардон, конечно… А вслух галантно произношу:

– Вам примерно до середины бедра…

– Вы шутите?

Она выкатывает синие глаза с поволокой, в которых застыло умиротворенное выражение жующей сено коровы. Объективности ради уточню – жующей хорошее сено… И грудь у нее тоже как у коровы-рекордистки… Тьфу, что меня зациклило на этих коровах?

Судя по уверенному поведению и манерам профессиональной обольстительницы, она считает себя неотразимой. Что ж, мечтать не вредно. Хотя я думаю о другом. Почему смазливая девушка двадцати двух лет от роду с чрезвычайно развитой фигурой летит одна в Ниццу, где у нее, похоже, нет ни родни, ни знакомых? Впрочем, у меня более узкий интерес: случайно или нет она оказалась рядом со мной?

Скорее всего, случайно. Когда она вышла в туалет, я заглянул в ее паспорт. И насторожился. Потому что паспорт у соседки оказался русский и никакая она не Хельга, а Галина Золотарева из Зеленограда, прописана на улице Свободы, 42, квартира 11. Правда, шенгенскую визу ей открыли две недели назад, а мой билет был забронирован еще в июне. К тому же все четыре часа полета она мирно дремала в кресле, с аппетитом ела, пила шампанское, жевала жвачку, улыбалась бритоголовому мачо, сидящему через проход, – словом, делала все, что хотела. Но не пыталась вызвать меня на разговор, не строила глазки, не прикасалась полноватым коленом к моей чувствительной, как оголенный нерв, ноге. К тому же Хельга явно не шпрехает ни по-французски, ни даже по-английски. Общались мы, естественно, на немецком, как и подобает соотечественникам. Но и на якобы родном языке она изъяснялась тяжеловато, как средняя выпускница языковой спецшколы. Вести искрометную светскую беседу Хельга-Галина явно не могла.

Похоже, здесь все чисто. Ни одна разведка мира не стала бы работать так грубо и «подводить» ко мне самонадеянную самку с сытым лицом и гипертрофированными формами. Все кому надо прекрасно знают мои вкусы: стройные, образованные девушки с тонким одухотворенным профилем, красивыми ногами, маленькой грудью, изящными кистями рук и ступнями. Разве что Борсхана могла так проколоться… Но там не было разведки. И вряд ли появилась. К тому же тогда «подстава» была бы чернокожей…

– Но под нами действительно море!

– Это так, – любезно соглашаюсь я с очевидным фактом. – Просто аэропорт Ниццы находится на полуострове. На маленьком искусственном полуострове. Землю мы увидим только в момент посадки.

– Вот оно что… В последний момент? На что-то это похоже…

– На ресторан.

– ??? – В выпуклых влажных глазах плещется недоумение.

– Да. Вы садитесь за стол, а кавалер подвигает вам стул. Представляете?

Представила. Кивает. Похоже, она не понимает, что это стеб.

– А мы не промахнемся?

– Не должны. Я как-то садился в Куршевеле на двухмоторной «сессне»…

Спохватываюсь, уточняю:

– Это такой маленький самолет, фрейлейн. Так вот, там полоса всего пятьсот метров и обрывается прямо в пропасть. Это не аэропорт даже, а гранитный «стол», и подлетаешь к нему как бы снизу…

Словно опытный пилот, инструктирующий стажера, я показываю на пальцах, как нужно правильно заходить на посадку в Куршевеле, и привычно отмечаю, что в глазах Хельги появилось выражение, которое обычно появляется у всех женщин, с которыми я имею пусть даже самую краткую и самую пустую беседу. Это еще не страсть, но уже и не равнодушие. Так всегда, и я ничего не могу с этим поделать. Да я и не собираюсь ничего делать – каждый должен смиренно нести свою карму. Просто скромно констатирую факт.

– Вы поняли, в чем секрет?

– Конечно! Вы так понятно объясняете…

А то! Там был стул, здесь стол. Привычные, хорошо известные образы, чего не понять? Все-таки педагогическое мастерство не пропьешь!

– Вы часто бываете в Куршевеле? – спрашивает Хельга уже другим тоном. Голос приобрел интимную глубину и волнующие обертоны. – Раз есть свой самолет… У вас там, наверное, и вилла?

Испытующий взгляд из-под длинных, явно искусственных ресниц.

– Да, – не стал кочевряжиться я. – Что-то вроде того…

Хельга задумчиво закусила губу. В глазах уже не просто интерес, там какой-то эротико-экономический мясокомбинат. Берлинские нимфы немногим отличаются от московских. Она полагает, что перед ней первый в ее жизни миллионер, не знающий, как лучше распорядиться своим состоянием. И уже приготовилась накинуть на глупого богача аркан, чтобы помочь ему потратить деньги с умом. О да! Я чувствую, как меня мысленно разделывают на части, запекают на углях и прикидывают, как лучше подать на стол.

– Наверное, там замечательный отдых? А правда, что русские сорят деньгами и проматывают целые состояния?

– Чистая правда! – искренне говорю я, потому что это действительно так. В отличие от всей остальной – нечистой, можно сказать, грязной правды, которую можно смело назвать полуправдой, а если положить руку на сердце – то и полной ложью. Что ж, жизнь имеет много оттенков и полутонов, она напитывает ими слова и фразы, объяснения поступков и характеристики отдельных людей. Правда и ложь переплетаются, как нити стального троса, к тому же у каждого своя правда и каждый по-своему понимает ложь. Поди тут разберись…