Великий князь Московский обрел семейное счастье намного быстрее – уже в 1526 г. он венчался с Еленой Глинской. Род князей Глинских, незадолго до того бежавших из Великого княжества Литовского в Россию, вел свое происхождение от знаменитого татарского темника Мамая. Курьезно, но если родословная легенда Глинских правдива, то в жилах Ивана Грозного смешалась кровь Дмитрия Донского и разгромленного им на Куликовом поле властителя Золотой Орды. В угоду молодой супруге Василий III даже, несмотря на осуждение окружающих (довольно спокойно перенесших великокняжеский развод), стал постригать бороду, чтобы выглядеть моложе. Однако молодости великому князю это не прибавило, и его второй брак на протяжении первых лет оставался бесплодным. Супруги совершили ряд пеших походов на богомолье в отдаленные монастыри, испрашивая у небес милости, прося послать наследника. Наконец в августе 1530 г. династический кризис разрешился – пятидесятилетний Василий III впервые в своей жизни сделался отцом. Радость родителей была велика: в селе Коломенском, где произошло это важное для них событие, спустя два года была достроена церковь Вознесения. Считается, что она построена в честь рождения Ивана Грозного (хотя заложили ее за два года до его появления на свет). В октябре 1532 г. в семье Василия III появился еще один ребенок – младший брат Ивана Грозного Юрий. Впрочем, радость была омрачена тем, что мальчик родился умственно неполноценным – «без ума, и без памяти, и бессловесен». Получив от отца в удел город Дмитров, он умрет в 1563 г. в возрасте 31 года.

Сам Василий III наслаждался семейной гармонией недолго. Осенью 1533 г., отправившись на охоту под Волок Ламский, великий князь обнаружил на бедре нарыв, которому сначала не придал значения. Однако нарыв быстро увеличивался, и сидеть в седле московский государь уже не мог. Гной, который выпускали из нарыва, издавал чудовищное зловоние. Судя по описанным современниками симптомам, великий князь умирал от заражения крови. Василия III привезли в Москву уже едва живым, завещание («духовную грамоту») он продиктовал еще в Волоке. Наследником российского престола, согласно завещанию, провозглашался старший из его сыновей, Иван Васильевич. Правда, сына умиравший Василий III долго не желал подпускать к своему смертному одру. Лишь незадолго до кончины великого князя, 3 декабря 1533 г., ребенка привели к отцовской постели, и умирающий государь благословил своего наследника одной из главных святых реликвий московских князей – крестом святого чудотворца Петра, митрополита Киевского. Утром следующего дня, 4 декабря, маленький Иван, которому едва исполнилось 3 года, проснулся сиротой и великим князем Московским и всея Руси. Конечно, он не мог осознать всей тяжести личного горя, обрушившегося на него, как не мог оценить и груза ответственности за судьбы огромной страны и ее трехмиллионного населения, который отныне ложился на его детские плечи и который ему предстояло нести так долго, как не приходилось ни одному правителю Руси ни до него, ни после – более полувека.

Впрочем, для всех было вполне очевидно, что трехлетний великий князь еще долго не сможет управлять своей державой самостоятельно. Духовная грамота Василия III не сохранилась до наших дней, и ученые могут лишь строить гипотезы относительно состава «седьмочисленных бояр» – того круга лиц, который должен был помогать в управлении Великим княжеством Московским вдове Василия III – Елене Глинской, вплоть до совершеннолетия Ивана Васильевича. Желающих «подставить плечо» под ношу, непосильную для ребенка, было предостаточно. Беда была в том, что далеко не все хотели делать это бескорыстно.

«Иван Грозный». Художник В. Васнецов

После кончины Василия III ближайшими родственниками Ивана, кроме матери и годовалого брата Юрия, были два его родных дяди – младшие братья покойного отца. И если младший из них, князь Андрей Иванович, удельный князь Старицкий, политических амбиций не проявлял, то старший, князь Юрий Иванович Звенигородский, вполне мог рассчитывать на лидирующее место в регентском совете при малолетнем племяннике. Но честолюбие могло завести князя Юрия и намного дальше. Он не мог не знать о конфликте, случившемся в семье московских князей столетием раньше, в 1425 г., когда его тезка, второй сын Дмитрия Донского князь Юрий Звенигородский оспаривал права на великокняжеский стол у своего десятилетнего племянника, Василия II. Спор тогда был разрешен волей ордынского хана в пользу племянника, но спустя восемь лет, в 1433 г., князь Юрий Дмитриевич силой оружия решил конфликт в свою пользу, изгнав Василия II из Москвы. Подобные исторические аналогии могли зародить в душе князя Юрия Ивановича мечты о шапке Мономаха.

53-летний Юрий мог быть опасен для Ивана IV, но более всего он угрожал интересам вдовы Василия III. Однако властолюбивая, энергичная и совсем еще молодая (вряд ли ей было больше 25 лет) великая княгиня Елена Васильевна Глинская не собиралась проводить остаток своих дней горькой вдовой вдали от Кремля и без влияния на политическую жизнь Московской державы. И она нанесла удар первой. На восьмой день после кончины Василия III, 11 декабря 1533 г., князь Юрий Иванович по обвинению в измене великому князю («через крестное целованье вборзе учал великие неправды делати») был арестован и брошен в темницу. Принадлежавшие ему города были конфискованы («взяты на государя»). Доказывать вину удельного князя никто не собирался – о суде над ним не шло даже речи. Спустя два года с лишним, в марте 1536 г., князь Юрий умер в заточении.

Овдовевшая Елена Глинская довольно быстро после смерти супруга сошлась с одним из бояр, князем Иваном Федоровичем Овчиной Телепневым-Оболенским. Отношения между княгиней-регентшей и ее фаворитом не были секретом для московского двора и были настолько явными, что спустя некоторое время даже поползли слухи о том, что именно князь Иван Телепнев является настоящим отцом маленького великого князя. Укреплению позиций Ивана Телепнева способствовало и то обстоятельство, что его родная сестра, Аграфена Челяднина, была кормилицей малолетнего великого князя. Положение фаворита великой княгини все более упрочивалось, и в январе 1534 г. (не более чем через два месяца после кончины Василия III) Телепнев уже имел высокий придворный чин конюшего, считавшийся тогда наиболее почетным в боярской среде. Такие представления о чине конюшего сохранялись и в следующем, XVII столетии. Живший в России в начале XVII в. французский наемник капитан Жак Маржерет, например, писал, что «высшая должность в России – главный смотритель конюшен, его называют Конюшим боярином»; о том же сообщает анонимный автор другого ценного источника по истории России начала XVII века – «Записки о царском дворе»: «Конюшей бывает началной боярин». Наконец, наиболее подробно бытовавшие в придворной среде представления о статусе конюшего выразил в середине XVII века беглый подьячий Посольского приказа Григорий Котошихин: «А кто бывает конюшим, и тот первой боярин чином и честию; и когда у царя после его смерти не останется наследия, кому быть царем, кромь того конюшего, иному царем быти некому, учинили б его царем и без обирания». Неудивительно поэтому, что стремительный взлет влияния князя Телепнева вызывал раздражение у многих при московском дворе. Родной дядя правительницы, князь Михаил Львович Глинский, имевший на племянницу огромное влияние в первые месяцы ее регентства, попытался ослабить влияние набиравшего силу фаворита, указав княгине Елене Васильевне на недопустимость ее слишком вольного поведения, недостойного положения вдовы, находящейся к тому же в трауре по покойному мужу. Ответ Елены Глинской оказался быстрым и жестоким – в августе 1534 г. князь Михаил Глинский был схвачен по обвинению в государственной измене, брошен в темницу и заморен голодом.