я подумала, что это ненадолго, и уж он-то наверняка переедет заграницу к отцу.

– Как дела? – спросил он.

Я сильнее прижалась к нему в ответ. Он положил мне руку на плечо и подтолкнул к машине: «Поехали».

Мы поехали в сторону Набережной, проехав Океанариум, он остановил машину у спортивного комплекса «Динамо». Мы вышли из машины, Шерхан купил мне мороженое, и мы сели на скамейку лицом к морю. Была середина дня, людей было не много. Мы сидели и молчали. Тут он слегка толкнул меня в плечо.

– Ну, рассказывай.

– Чего рассказывать?

– Как ты?

– Честно или соврать?

– Разумеется, честно. Ну?

– Никак.

– А подробнее.

– Вообще никак.

Он обнял меня рукой за плечи и притянул к себе.

– Мне без него даже дышать больно, прикинь. Мне не нужно всё это без него, – ответила я.

– Мне тоже его не хватает, – сказал он.

– А ты как? Семья – жена, «ребёнки»? – я автоматически вставила наше с Добрым словечко.

– Нее, я один. Вернулся работать. Вернулся жить.

Я подставила ему мороженое, чтобы он укусил.

– Шерхан, я одна осталась, – я замолчала.

– Не-а, не одна. Я вернулся, значит, нас уже двое, – он улыбнулся и подмигнул мне.

Шерхан стал забирать меня после занятий. Он просто приезжал и ждал, пока я выйду из здания и двинусь по направлению к автобусной остановке. Он говорил «привет», спрашивал, как у меня дела, подвозил до дома и уезжал. Через две недели я наткнулась на него, выходя утром из подъезда – он ждал меня. Так он стал моим личным водителем, так в шутку его называли мои однокурсники.

Мне сложно было найти более подходящую компанию в те дни. Мы много молчали, редко говорили, но если у нас начинался разговор, то он был интересным, захватывающим. Часто наши рассуждения перерастали в спор, в большинстве случаев, наши взгляды не совпадали, но, надо отдать ему должное, он умел оставить тебя с твоей точкой зрения и не навязывать свою.

– Самое интересное, что при всей своей трагичности сюжет всё равно цепляет, понимаешь? – рассуждала я, – Ведь неспроста герои такие юные, почти дети, когда всё в жизни впервые и по-настоящему.

– Да за уши всё это притянуто, – возражал Андрей, – У них не было ни единого шанса на счастье.

– Ну, почему-у-у-у!? – не сдавалась я.

– Если бы не препятствия и смерть, они разочаровались бы друг в друге уже через месяц. Им бы стало скучно. Быт и всё такое.

– Ну, неужели из искры их влюблённости не могла бы родиться большая любовь?

– Ну, какая любовь? Первые сложности убили бы все чувства. Шекспир очень грамотно увел их со сцены, оставил историю на века.

– Какой-то ты…. Не романтичный. Совсем.

– Я? Да ну. С чего ты так решила? – он улыбнулся.

Я надулась и отвернулась к окну. Рассказывать ему, что один из моих самых любимых фильмов – «Грозовой перевал» с лучшим Хитклифом в исполнении Рейфа Файнса, мне расхотелось. Ну как же, если даже романтичные Ромео и Джульетта были разбиты в пух и прах, что уж говорить об неидеальных героях Эмили Бронте.

– А с Добрым у меня тоже шансов не было, как у них? – спросила я, – Как там говорят – семейная лодка разбилась о быт, да?

Что-то мелькнуло в его глазах, он вдруг с интересом посмотрел на меня, стал серьёзным и собранным.

– Интересно, я бы разочаровала бы его со временем? Своей неидеальностью, что ли, – сказала я.

Мысли о любимых тёплых руках, запахе, небритой щеке обрушились на меня как лавина, заставив меня сделать выдох. Боль опять ворвалась в мою грудную клетку и стала биться изнутри о рёбра.

– У вас всё по-другому было, по-настоящему. Вы горели как свечки, когда были рядом, – Шерхан застыл, сосредоточенно разглядывая темноту перед собой, – Он видел тебя настоящую, ты была для него его совершенством – с твоими разговорами с набитым ртом, дурацким смехом, упрямством. Не обижайся, смех у тебя дурацкий.

Он замолчал, а потом продолжил:

– Он смотрел на тебя как-то по-особенному, будто сейчас на тебя упадет небо, и ему надо успеть тебя собой закрыть. Так было всегда – и когда тебе было восемь, и когда тебе стало шестнадцать. Я никогда такого не видел.

На следующей неделе мы попали на повтор сеанса «Титаник» Дж. Кемерона в кинотеатре «Океан». После фильма я полчаса слушала про отсутствие логики у Розы, её топографический кретинизм и про то, что она могла бы и подвинуться. А мои мысли в то время постоянно возвращались к единственному моменту, который до сих пор заставляет меня вздрогнуть и ощутить тугой узел в животе – Роза прыгает из шлюпки обратно на «Титаник», бежит к Джейку, обнимает его, плачет и говорит: «Я не смогла, я не смогла!». Вот так и мне надо было бросить всё, выпрыгнуть из своей шлюпки и не расставаться с Добрым никогда. Он хотел в Японию – надо было бросить школу и уехать с ним в Японию. Сейчас мы были бы вместе, живые или мёртвые, уже не важно.

* * *

С Шерханом было просто и сложно одновременно. Он был весь в себе, постоянно в своих мыслях, мало говорил и много делал. Просто было то, что он не лез с советами и с нравоучениями, а всегда был рядом. Сложно – что у нас не было единого мнения ни на одну вещь, которую мы обсуждали, будь то феминизм или проблемы современной социально-массовой коммуникации. Мы постоянно спорили. При этом в быту у нас ни разу не возникло ни одного разногласия. Он знал, что я люблю порядок, жареную картошку, кофе без сахара и чёрный чай с бергамотом. Он научил меня разумному ежедневному планированию, и у меня, наконец-то, появился ежедневник. С ним я перестала торопиться и везде опаздывать. А ещё я прониклась необходимостью составлять списки покупок и приобрела привычку не закупаться хаотично.

– Рин, почему ты не водишь машину?

– У меня прав нет.

– Не сдала?

– Не училась. И вообще вожу я так себе.

Следующим вечером он привёз меня на площадку автошколы в районе Луговой, посадил за руль Тойоты и начал учить параллельно парковаться. Это стало нашим привычным занятием, два раза в неделю ездить на площадку для совершенствования навыков вождения. Он был очень терпеливым и сдержанным учителем, я ни разу не слышала от него резкого слова или возгласа, он очень досконально разбирал все мои ошибки, и мы начинали сначала, пока мой маневр не начинал получаться идеально. Он был перфекционист и требовал от меня