Больше всего на свете Эдварду хотелось любезно кивнуть и выйти. Но он колебался. Розовая леди все еще находилась в общем зале и по-прежнему стояла в той же позе. И если он пожирал ее взглядом, то что сделает Уиндроу?

«Тебя совершенно не касается, что сделает Уиндроу», — сказал себе Эдвард. И розовая леди — вовсе не его забота. Пусть сама разбирается с последствиями своей неосмотрительности. Пусть ее семья разбирается. Кроме того, это ведь общий пивной зал в респектабельной гостинице. Никакого реального вреда ей причинить не смогут. Эдвард почти убедил себя идти своей дорогой, тем не менее, внезапно обнаружил, что стоит, снова облокотившись на стойку, и поднимает свой недопитый стакан.

Будь проклято его неуместное чувство социальной ответственности! И даже тот факт, что Юнис поаплодировала бы ему за то, что он остался, никакого утешения не принес.

За стойкой появился хозяин гостиницы, обслужил Уиндроу, налив ему кружку эля, и снова исчез.

Уиндроу обернулся, окинул комнату взглядом, и при виде розовой леди глаза его загорелись почти мгновенно. Да и как иначе, разве только он бы вдруг полностью ослеп. Он прислонился спиной к стойке, раскинул по ней руки, не выпуская кружку, и беззвучно присвистнул.

Откровенно похотливое выражение лица вызвало у Эдварда особое раздражение, потому что всего несколько минут назад он и сам наверняка выглядел примерно так же.

— Милашка, — произнес негромко Уиндроу, явно не принимая Эдварда в расчет, а может, даже не заметив его, — могу я уговорить тебя выпить со мной эля? Нет, даже лучше — выпить эля и закусить пирогом с мясом? Судя по всему, здесь у камина только одно удобное на вид кресло, но ты можешь устроиться у меня на коленях.

Эдвард нахмурился. Он что, не видит, что это леди? Это же просто бросается в глаза — платье из дорогого муслина, несмотря на кричащий оттенок, темные волосы уложены в замысловатую прическу. Он взглянул на девушку, ожидая увидеть, что та застыла от ужаса и испуга, но она по-прежнему смотрела в окно. Либо решила, что приглашение адресовано кому-то другому, либо (возможно ли такое?) просто ничего не услышала.

Нужно уходить, решил Эдвард. Прямо сейчас.

Вместо этого он заговорил.

— Сомневаюсь, что вам знакома эта леди, — сказал он. — Следовательно, называть ее милашкой — неподобающая дерзость.

Морис частенько называл его, в основном довольно ласково, степенным и серьезным старикашкой. И сейчас Эдварду показалось, что вместе со словами изо рта у него должна посыпаться пыль. Слова произнесены, и он уже не сможет взять их обратно, даже если захочет. Кто-то должен вступиться за беззащитную невинную девушку. То есть, конечно, если она в самом деле невинна.

Уиндроу медленно повернул голову, так же медленно и лениво окинул Эдварда взглядом с головы до ног. Осмотр не вызвал в нем ни малейшего беспокойства.

— Вы ко мне обращаетесь, приятель? — спросил он.

Эдвард, в свою очередь, медленно обвел взглядом комнату.

— Должно быть, к вам, — ответил он. — Больше я тут никого не вижу, кроме нас двоих и леди, а у меня нет привычки разговаривать с самим собой.

В лице Уиндроу появился намек на веселость.

— Леди? — процедил он. — Надо полагать, она тут не с вами. Следовательно, одна. Жаль, что она не леди. Было бы не так скучно посещать лондонские балы и гостиные. А вы, приятель, поступите мудро, если займетесь остатками своего эля и не будете совать нос в чужие дела.

Он отвернулся и продолжил любоваться попкой девицы. Она как раз сменила позу и теперь упиралась локтями в подоконник, положив подбородок на руки. В результате грудь ее выдавалась вперед в одну сторону, а попка — в обратную.

«Если бы только она могла отойти назад и увидеть себя в такой позе, — думал Эдвард, — она бы с воплями выскочила из комнаты и ни за что сюда не вернулась даже с дюжиной компаньонок».

— Может, эта леди все же соизволит сесть мне на коленки, чтобы я мог велеть хозяину принести для нее пирог и эль, — произнес Уиндроу очень наглым тоном. — Согласна, милашка?

Эдвард мысленно вздохнул и еще на шаг приблизился к нежеланной стычке. Теперь уже слишком поздно отступать.

— Я действительно вынужден настаивать на том, — сказал он, — чтобы любой претендующий на звание джентльмена обращался к леди с уважением, с каким по праву полагается относиться к любой женщине.

Это прозвучало напыщенно. Разумеется, это прозвучало напыщенно. У него всегда так выходит, разве нет?

Уиндроу повернул голову, и теперь не могло возникнуть никаких сомнений, что он забавляется.

— Ищете драки, приятель? — осведомился он.

Похоже, леди все-таки сообразила, что является предметом разговора у себя за спиной. Она выпрямилась и повернулась — широкие темные глаза на узком привлекательном лице, высокий рост, точеная фигура.

Боже милостивый, подумал Эдвард, все остальное в ней более чем соответствует изящной попке. Редкостная красавица. Но сейчас не время отвлекаться. Ему задали вопрос.

— Я никогда не испытывал жгучего желания кулаками внушать учтивость или простую вежливость, — ответил он спокойным и любезным тоном. — Мне кажется, тут имеется некоторое противоречие в терминах.

— Полагаю, — произнес Уиндроу, — что я имею удовольствие обращаться к хнычущему трусу. И к ханже-пустозвону. Все упаковано в один аккуратный сверток.

Каждое слово, даже самое последнее, было оскорблением. Но будь он проклят, если позволит втянуть себя во что-то, пытаясь доказать этому типу, что презирает его мужское начало, подумал Эдвард.

— Стало быть, человек, защищающий честь леди, ожидающий от джентльмена, что тот и вести себя будет соответственно, и возражающий, когда этого не происходит, является трусом? — снисходительно спросил он.

Взгляд девушки (это Эдвард ощущал очень остро) переходил от одного к другому, но сейчас приковался к его лицу. Руки она прижала к груди, словно ее только что поразила какая-то нежная страсть. Но выглядела она на удивление невстревоженной.

— Полагаю, — произнес Уиндроу, — здесь было высказано предположение, что я не джентльмен? Будь у меня с собой перчатка, я бы хлопнул ею по вашему наглому лицу, приятель, и предложил вам пойти со мной во двор. Перчатки у меня нет, но я все равно не собираюсь прощать вам трусость и ханжеское пустозвонство. Поэтому, приятель, придется вызвать вас на кулачный бой.

Он кивнул в сторону гостиничного двора и улыбнулся весьма неприятной улыбкой.

Эдвард еще раз мысленно вздохнул.

— А победитель докажет, что он джентльмен, достойный этого звания, так? Прошу прощения за то, что я с вами не согласен, но я отклоняю ваше любезное предложение. Вместо этого предлагаю вам принести извинения леди, а уж потом вы отсюда уйдете.

Он снова взглянул на нее. Леди по-прежнему не отводила от него глаз.