Потому-то вот и Ритку травмировать за здорово живешь смысла не видел. К чему разводиться, мучить ее и настраивать против себя детей, если будущего с Викторией у него нет? И приказать своей секретарше спать с ним, пользуясь своей властью и деньгами, Бобров тоже не мог. В любви ведь либо по согласию, либо никак. Именно так считал он всю свою жизнь. Здесь не может быть никакого принуждения.

Ах, Вика, Вика, когда же ты успела-то, а?! И кто же это такой шустрый – Виктор, кажется?

Наверняка дрянь какая-нибудь, решил он тут же, вспомнив, что гражданский муж уже нагружает Викторию проблемами. Она ведь даже решилась его – Боброва – попросить о чем-то, хотя никогда прежде не позволяла себе подобных вещей.

Допек, стало быть! Допек, загнал в угол, заставил ее унижаться перед своим работодателем! Дрянь и неудачник, который при каждом удобном случае спешит переложить свои проблемы на хрупкие плечи жены.

Конечно, неудачник!

Бобров вдруг повеселел, вспомнив, что муженек-то ее безработный теперь, кажется. Она ведь насчет трудоустройства хотела за него хлопотать, не так ли? Да, точно! Стало быть, доработался до того, что никуда его уже не берут, и их фирма осталась последним шансом для этого Виктора дрянного.

Ну, ничего! Он еще с ним поборется! Муж, понимаете ли, гражданский! Невидаль какая! Чего же не расписывается с ней, а? Кольца почему не дарит, фамилию свою почему ей не предложил вместе с сердцем и телом?

Чувства подобным образом проверяют, стало быть! А чего их проверять? Они либо есть, либо их нет вовсе! А что касается совместимости…

Характерные сейчас все! Это раньше все в строгости у мамы с папой воспитывались, а теперь личность подавлять нельзя уже с пеленок. Комплексы будто уже в утробе матери формируются, а этого допускать никак нельзя. Вот потому-то и с амбициями все непомерными – его детки, кстати, тоже не исключение – и с капризами. Оттого и характер у девяти из десяти не мед и не сахар. Так надо прилаживаться как-то, чем-то уметь поступаться. Ведь если есть чувства, разве это трудно? Разве трудно попросить прощения, к примеру, если обидел? Разве трудно помочь в чем-то, если в помощи твоей нуждаются? Главное, чтобы чувства были! А уж гонор свой, считал Бобров, можно и подавить ради любимого человека.

Он-то вот с Риткой быстро общий язык нашел. Вернее, языком все больше она молола, а он только кивал, будто соглашался. Делал потом все по-своему, но все равно кивал. Знал, что это ей приятно, вот и кивал. А что толку орать было, спорить, пытаться отстоять свою точку зрения?! Это с Риткой-то?! Да она никого никогда, кроме себя, не слышала. И если бы даже он попытался до нее докричаться через громкоговоритель, дело было бы – швах. Поэтому он молчал и кивал, а делал все всегда по-своему.

А почему он так делал? А все потому, что любил ее! Боялся обидеть, боялся сделать ей больно. Вот и молчал всю жизнь и кивал. А теперь…

А теперь либо разлюбил ее, либо молчать устал, но кивать что-то Боброву расхотелось. Захотелось Вику, милую, добрую, красивую и смышленую.

И тут вдруг какой-то неведомый Виктор, понимаешь!

– Вика, скажи, чтобы Чаусов ко мне зашел, – приказал он по внутренней связи, недолго поразмышляв.

– Который?

Она не была бестолковой, его милая, не сбывающаяся пока мечта, она была очень умненькой и рассудительной. И она правильно спросила его – «который», потому что Чаусовых у них в фирме было двое. Отец и сын. Отец заведовал автопарком. Сын возглавлял службу безопасности.

– Иван, Иван пускай зайдет. – Это он так сына называл, без отчества.

Пускай он его еще заслужит! Отец вот его заслужил, и то Бобров ему вечно тыкал и Степаном звал. Станет он какого-то тридцатилетнего пацана по отчеству! Еще чего!

О приходе Ивана Вика доложила уже через пять минут.

– Разрешите, Николай Алексеевич? – Иван заглянул в приоткрытую дверь.

– Входи, Вань, входи, – разрешил Бобров, с прищуром разглядывая своего подчиненного.

Нет, ну что хорошо, то хорошо! Вот такого мужика Бобров Виктории бы еще простил: высокий, крепкий мускулами, с мозгами все в полном порядке, физиономия опять же – не урод. Да и свой, елки-палки! На глазах рос, просиживая в транспортном у отца все каникулы.

А то Виктор какой-то безработный! Что за Виктор? Откуда взялся? Когда успел их красавицу у них из-под носа увести? Здесь, понимаешь ли, только мечта вырисовываться стала, как из-под гнета собственной добропорядочности выбраться, а тут Виктор какой-то!..

– Ты присядь, Вань, присядь. – Бобров указал пухлой ладонью на стул напротив. – Разговор есть к тебе серьезный.

Иван уселся напротив и внимательно уставился на босса.

– Вань, ты вот ответь мне, только честно… – Бобров мягко улыбнулся, а когда он так улыбался, многих слеза прошибала. – Не соврешь?

– Никак нет! – не ответил, а прямо протявкал сторожевым псом Иван.

– Как тебе наша Виктория?

– Которая? – Чаусов заметно напрягся.

Викторий в фирме было тоже две. Одна у программистов худой зад просиживала. Невзрачненькая такая девчушка, худенькая, сизая какая-то. Давно бы Бобров нашел способ задвинуть ее куда-нибудь подальше, чтобы глаза не мозолила, да талантлива была до невероятного.

Вторая Виктория – понятно, где трудилась.

– Виктория Мальина, секретарша моя, – не без раздражения пояснил Бобров.

– А-а, – Иван с облегчением выдохнул. – Ясно!

– Что ясно-то?! Как тебе она?

– В каком смысле? – Симпатичное лицо Чаусова снова сделалось настороженным, а взгляд захлопнутым для проникновения извне.

– Ну… Ну как женщина, я не знаю! – вспылил Бобров, злясь скорее на себя самого, что затеял все это. – Как человек!

– Нормально вроде. В порядке будто, – осторожно похвалил Иван.

– Вроде! Будто! Ты вообще нормально говорить можешь?! Нравится тебе наша Вика или нет?

– Честно? – Чаусова снова отпустило смущение, и он даже улыбнулся, сверкнув золотой коронкой на левом клыке.

– Честно, честно! – заторопил его Бобров, он и ждал, и одновременно страшился его ответа.

– Это не мой тип. – Иван потер затылок и виновато пожал плечами. – Если вы в смысле сосватать меня с ней, то пустое дело. Я беленьких люблю, высоких. И не таких серьезных, как Мальина.

– Сосватать! – передразнил его Бобров, с облегчением хмыкнув, и тут же, будто не услыхал ничего про блондинок, воскликнул: – Опоздал, милый друг! Уже сосватали, да не вчера, а два года назад!

– Как это? – ловко разыграл удивление Иван, хотя ему было по барабану семейное положение Виктории.

– А вот так! Затеял с ней сейчас разговор насчет одного своего холостого знакомого. Молодой перспективный малый, из хорошей опять же семьи… – начал врать Бобров, как по писаному. – А она мне – я, говорит, уже два года замужем, Николай Алексеевич!