Пятая авеню

У себя дома, в пентхаусе на девятом этаже дома, выходившего фасадом на Пятую авеню, Теомунд Браун провел рукой по белым, как снег, волосам. В лучах проникавшего с террасы полуденного солнца сверкнуло его единственное украшение – золотое кольцо с надписью на одном из древних языков. Браун находился в библиотеке; сидя за письменным столом, сделанным из редкого ныне американского каштана, вместе с половиной мира он жадно впитывал телевизионные новости.

Ему не давал покоя вопрос: почему это вдруг доктор Феликс Росси решил через полчаса провести в престижном нью-йоркском клубе пресс-конференцию? По идее, Росси давно полагалось быть мертвым. Не успела на экране появиться фотография героя дня, как зазвонил телефон. Даже не глядя на определитель номера, Теомунд Браун понял, кто это.

– Алло! – произнес он, взяв трубку.

Ему ответил недовольный голос его преосвященства кардинала Эваристо Салати.

– Здравствуйте, Теомунд. Черт побери, что там у вас происходит?

Салати был членом Римской курии Ватикана с неясными полномочиями. Благодаря происхождению и полученному образованию он принадлежал к так называемой «Мафии Эмилиана», как неофициально именовали церковников – выходцев из городов, расположенных вдоль древней виа Эмилия, которыми ранее управляли папские легаты. В лоне католической церкви, с ее непотизмом и традиционализмом, лучшее место для появления на свет было трудно себе представить.

– Здравствуйте, ваше высокопреосвященство, – отозвался Теомунд хорошо поставленным спокойным голосом, хотя был не менее зол, чем Салати.

– Как будто нам недостаточно скандала с Робертом Кальви! Вы слышали, что говорилось на открытом судебном процессе в Лондоне? Что через банк этого мертвого негодяя тайно прокручивались миллионы лир мафии и Ватикана?

В Америке этот скандал вызвал гораздо более скромный резонанс, нежели в Европе, однако Теомунд был о нем наслышан. И все, что говорилось, соответствовало истине.

– И вот теперь это! Что это за пресс-конференция в нью-йоркском «Юниверсити Клаб», Теомунд? Разве клонированный младенец остался жив?[1]

Кардинал, несомненно, желал услышать «нет», однако Теомунд не желал ставить под удар добрые отношения с любимым сыном католической церкви.

– Я не уверен, – ответил он.

– Да простит меня Господь за то, что я уповаю на то, что его нет на этом свете, – вздохнул кардинал Салати. – Могу я спросить вас, чем вызвана ваша неуверенность?

– Вы желаете слышать подробности, ваше преосвященство?

– Нет, не желаю, – отрезал кардинал. – Святой Престол оказался в гуще настоящего хаоса, когда агентство «Франс Пресс» опубликовало фотографию, на которой видно, как с Туринской плащаницы срезают несколько нитей. Как такое святотатство вообще могло случиться в помещении, где было полно священнослужителей и ученых?

– Росси очень хитер.

– Зачем ему понадобилось созывать пресс-конференцию?

– Мы скоро об этом узнаем.

– Позаботьтесь об этом, Теомунд, если хотите, чтобы мы и дальше помогали вашему бизнесу.

– Смею ли я спросить вас, кто именно не одобряет появления на свет клона – Папа или «Мафия Эмилиана»? – спросил Браун.

– Если этот смехотворный клон останется жив и будет хотя бы отдаленно похож на Иисуса, христианство окажется в глубоком кризисе.

– Я обязательно закончу то, что начал.

– Благодарю вас, – холодно ответил Салати и положил трубку.

Теомунд Браун улыбнулся и последовал примеру своего незримого собеседника на другом конце линии. Затем посмотрел на фотографию своего отца; одетый, как и положено белому человеку, в костюм, тот стоял на пыльной африканской дороге. Рядом с ним – Уквамби Ипумбуйя Тсилонго, в пиджаке поверх национального костюма. За их спинами виднелась вышка шахты Цумеба. Ее производственные мощности приносили не только миллиарды долларов в виде свинца, цинка, меди и германия, но и 247 видов прочих полезных ископаемых, включая редкоземельные металлы.

Шахта уходила в недра земли на глубину 1716 метров. Главной страстью Теомунда было найти второе такое место, как Цумеба. Это была мечта, а не необходимость. Коммерческое предприятие, занимающееся геологической разведкой, основанное его отцом, было самым преуспевающим в мире и соперничало по влиятельности с католической церковью. Если он поможет кардиналу Салати избавиться от клона, которого церковник так боится, то получит тайную финансовую поддержку Ватикана, что в свою очередь позволит его компании, «Алгонкин инкорпорейтид», существенно снизить налоговое бремя.

Браун залюбовался уникальной друзой идеальных кристаллов темно-голубого лазурита, лежавшей на его письменном столе. Жаль, конечно, что целибат[2]не столь популярен среди католических священнослужителей, как то утверждал Ватикан, однако подмоченная репутация церкви лично ему пошла только на пользу.

Теомунд выделял огромные суммы на поддержание важных церковных приходов. Ватикан и так уже немало задолжал ему, и это дело с клоном уравновесит их взаимные счеты.

Браун добавил громкости.

Росси вошел в конференц-зал. Его темные прямые волосы были аккуратно зачесаны назад, оставляя лоб открытым. Несмотря на утонченную, аристократическую внешность, в движениях ученого была заметна некая нервозность, как будто он стеснялся неподобающей столь торжественному случаю физической привлекательности. Пока он провожал свою сестру и невесту к отведенным им местам в первом ряду, видеокамера неотрывно следовала за ними. Всего девять месяцев назад Росси тихо, не привлекая к себе внимания окружающих, жил этажом ниже в апартаментах в том же доме, где находился и пентхаус Теомунда Брауна. Порой могло показаться, что он решил стать отшельником.

Затем три дня назад стало известно, над чем так упорно работал все это время Росси. Папарацци, ни от кого не прячась, колесили по всему свету, чтобы найти скандально известного ученого. Тем же самым, но тайно, занимались и доверенные люди Брауна. И вот теперь Росси сбросил с себя маску загадочного отшельника и затеял пресс-конференцию. Видеокамера скользнула по залу. Высокие потолки, светлые стены с огромными окнами, задрапированными темно-серыми шторами. Длинные столы. Официанты в белых куртках разливают по бокалам шампанское, раскладывают по тарелкам аппетитные канапе. Под массивными позолоченными люстрами, заняв пять рядов обтянутых бархатом кресел, собрались сливки нью-йоркской прессы. Лишь элита или состоятельные члены общества могли позволить себе такую роскошь, как пресс-конференция в лучшем частном клубе мира. Феликс Росси принадлежал к обеим названным категориям.

Росси поднялся на подиум. Журналисты разом смолкли. Сидя у себя в библиотеке, Теомунд Браун сложил руки «домиком» и впился взглядом в телевизионный экран.