Кристиан выпятил губу и заявил:

— Если выдашь, где я, точно им скажу, что ты меня похитил. И что ты собирался взять за меня большущий выкуп, а после, как получишь деньги, все равно собирался мучить меня и даже убить. Как думаешь, папе и маме это понравится?

Пот выступил на лбу Эдрика. Господи, да парнишка — негодник. Маленький мошенник. Шельмец и проказник. И что с этим поделать? Эдрик точно знал, что подумают родители. И что с ним наверно сделают. Да кто поверит ему, простому лесному троллю, а не милому мальчику с сердцем проныры?

— Ради коврижек, да ты опасный парень, — промолвил Эдрик.

— Только когда нет выхода, — ответил Кристиан с несчастной дрожью в голосе, пошел и улегся перед очагом с Катой и Вулом.

Как бы сильно ни хотел Эдрик перекинуть сорванца через колено и всыпать ему по первое число, он не мог не заметить, каким счастливым выглядел мальчик, играя в кучу-малу с нетребовательными и ласковыми собаками.

Кристиан оставался почти весь день, то дремля, то играя с Вулом и Катой, ничего не просил, лишь кротко говорил «спасибо», когда Эдрик приносил ему что-нибудь поесть.

— Пройдусь, погуляю немного, — сообщил Эдрик. Увидев свирепый взгляд Кристиана, добавил: — Да не скажу ничего никому, так что прекрати таращиться на меня таким букой.

В лесу было необычайно тихо, словно все твари, даже самые свирепые и омерзительные, по большей части огнедышащие, затаили дыхание. Даже листья не трепыхались в золотистых солнечных лучах. Эдрик сам замер и прислушался. В отдалении послышалось, как трубят в рог ловчие и лают ищейки, и стало понятно, почему так притихли лесные твари. Никто не хотел попасться на пути охотников.

А вдруг все эти охотничьи рожки и собаки не из-за охоты на зверей? Может, ищут маленького мальчика? Эдрик побрел сквозь лес на шум, но охота удалялась все дальше и дальше. И с затиханием рожков терялась всякая возможность избавиться от маленького плутишки.

И что ему пришло в голову притащить мальчишку домой? Оставил бы в кустах, родители наверняка бы уже его нашли к этому времени. Когда шум охоты окончательно стих и вокруг стала сгущаться тьма, Эдрик вздохнул и повернул стопы к дому. Ну и ладно. Он сам себе намазал масло на хлеб, ему на нем и спать.

Кристиан ждал у очага, крепко обхватив собак за шеи, и смотрел широко распахнутыми глазами.

Эдрик бросил куртку на кресло.

— Были они там, искали тебя, но теперь ушли.

Собаки бросились вон из пещеры. Они чувствовали себя обязанными защищать мальчика и ни за что не оставили бы его одного. Однако теперь Эдрик вернулся домой, и им давно пора было побегать.

— Они вернутся? — спросил Кристиан.

— Собаки-то? Конечно. Они тут живут.

— Да не они. А те, кто искали.

— Откуда мне знать? Как сильно ты им нужен?

— Может, не очень. Им не нравились мои идеи.

— Идеи? Да какие идеи могут быть у маленького мальчика? — изумился Эдрик — Ради коврижек.

— У меня есть идеи, — с негодованием заявил Кристиан и, волоча испачканный подол рубашки, притащился к Эдрику.

— Ну-ка, поделись какой-нибудь, — предложил тот.

Ему самому не помешала бы хорошая идея. Например, что, разрази его гром, делать с этим чадом?

— Я считаю, что людям не стоит заводить детей, если они их по-настоящему не хотят, — сказал Кристиан.

Допустим, с этой идеей Эдрик был согласен. Ему уж точно не хотелось тут никаких детей.

— Что еще? — угрюмо спросил он.

— Я думаю, люди должны быть добры друг к другу и делиться тем, что у них есть, с теми, кому нужны вещи.

Эдрик с трудом сглотнул. Он-то, ясное дело, не мог с этим не согласиться, но у него возникло тревожное ощущение, что его водят на веревочке.

— Ха, — буркнул он.

— Я думаю, каждый должен получать по шесть обнимашек в день, — продолжил Кристиан.

— Ну, это бред сивой кобылы, — возразил Эдрик. — Не помню, когда меня кто-то обнимал последний раз, и ничего, живу не тужу.

— Вул и Ката, — напомнил Кристиан.

— А они тут при чем? — не понял Эдрик.

— Они твои обнимашки.

— Чепуха на постном масле, — снова возразил Эдрик, но тут как раз ворвались, вернувшись, его питомцы, бросились обнюхивать все подряд и прыгать на Эдрика, сшибли его с ног и давай лизать, будто не виделись с ним десять лет, а не каких-то десять минут.

— Отстаньте от меня, паршивые дворняжки, — отмахивался Эдрик, стараясь увернуться, впрочем, не очень усердно.

Поскольку собаки не раз уже слышали его ворчанье, то не обращали внимания.

Когда Эдрик привел себя в порядок и вытряс из бороды листья, то отправился в розовую комнату, служившую ему кабинетом, в сопровождении Кристиана и собак.

— Нет у меня времени на эту чепуху, — сухо заявил он, надеясь, что проблема сама собой рассосется, ежели ее не замечать. — Я тролль занятой, провожу важную кампанию. И время мне дорого.

— Что за важная кампания? — заинтересовался Кристиан.

— Собираюсь разрушить монополию Маб, даже если это последнее дело, которое мне суждено осуществить.

— Ты имеешь в виду Королеву Маб? — уточнил Кристиан. — Зубную Фею?

— Скорее, Зубную Тираншу, — проворчал Эдрик. — Нагружает себя работой, с которой не может справиться даже со всей своей неумелой стаей летучих помощниц, большинство которых не прочитают карту, даже если от этого зависит их жизнь. Если у нее вообще есть приличные карты, в чем я сильно сомневаюсь.

Он сел на своего любимого конька, что стало еще одной традицией у троллей. Той, что утверждала: высшее достижение, к которому должен стремиться каждый тролль, — это взяться за особо труднейшую задачу, которая принесет пользу великому числу людей (даже если это просто дети), и обратить ее в крестовый поход. А самая веская причина состояла в том, что неумехой Маб была столь возмутительной, что это просто доводило Эдрика до гоголя-моголя.

Эдрик продолжил:

— Не раз и не два видел, как они, жужжа, носятся по лесу, натыкаясь на деревья и роняя сумочки с монетками. Держу пари, есть много детишек, у кого так и не забрали зубы. И неимоверное число иных, которые получили записочки, что, дескать, ее помощница так больна, что все пропало, или где ссылается на плохую погоду, задержавшую полеты. Истинная правда в том, что Маб не справляется и ни за что этого не признает. И не желает поделиться работой. Видишь ли, нехорошая эта вещь — монополия. Порождает лень и не способствует творчеству. У меня есть кое-какие дельные мыслишки. Я смазал бы колеса ее телеги, если