Негромко зашуршала одежда. Миранда что-то неразборчиво пробормотала. Чилтон застонал. Его дыхание стало шумным.

– О, да ты нетерпелив сегодня! – заметила Миранда. Это открытие явно не доставило ей удовольствия. – Надеюсь, ты не будешь слишком торопиться. Мне не по вкусу джентльмены, не пропускающие женщину вперед.

– На кровать, – пробормотал Чилтон. – Давай начнем. Я пришел сюда не для бесед.

– Позволь только снять с тебя рубашку. Мне так нравится вид мужской груди.

– Я сниму эту чертову рубашку. – Короткая пауза. – Вот, все, как ты хочешь. Приступим же, мадам.

– Проклятие, Чилтон, довольно! Пусти меня. Я не дешевая шлюха с Ковент-Гардена. Убери руки. Я передумала.

– Но, Миранда…

Голос Чилтона перешел в хриплое ворчание, сменившееся протяжным стоном.

– Черт побери, – наконец проговорил он. – Видишь, что я наделал из-за тебя?

– Ты испортил мои простыни! – с презрением произнесла Миранда. – Я привезла их с собой из Лондона, чтобы спать на хорошем белье, и посмотри, во что они превратились.

– Но, Миранда…

– Теперь я понимаю, почему ты предпочитаешь женщин из низших слоев. Они не могут требовать от своих любовников обходительности. У тебя столько же умения, как и у семнадцатилетнего юнца с его первой женщиной.

– Это ты виновата, – промямлил Чилтон.

– Немедленно убирайся! Если ты останешься здесь еще на мгновение, я умру от скуки. К счастью, у меня еще есть время найти на остаток ночи более одаренного джентльмена.

– Послушай-ка…

– Я сказала – вон! – В припадке гнева голос Миранды повысился до визга. – Я – леди. Я заслуживаю большего. Иди и найди себе горничную или эту бледную компаньонку леди Мэйфилд, если хочешь позабавиться. Судя по всему, только такие женщины могут тобой заинтересоваться.

– Возможно, я именно так и поступлю, – парировал Чилтон. – Держу пари, с мисс Грейсон мне будет гораздо веселее, чем с тобой.

Эмма дернулась под сдерживающей ее рукой Эдисона.

– Не сомневаюсь, – бросила Миранда. – Убирайся!

– Я как-то раз повозился с компаньонкой в Рэлстон-Мэноре. – Голос Чилтона внезапно посуровел. – Вот сучка была! Не знала, когда следует прекратить сопротивление.

– Только не говори, что какая-то жалкая компаньонка смогла отказаться от твоей изысканной любовной игры, Чилтон.

– Если судить по ее отповеди – смогла. – Чилтон не пожелал заметить сарказма в заявлении Миранды. – Леди Рэлстон застала нас в бельевой. Она, разумеется, тут же уволила эту дурочку.

– У меня нет желания выслушивать рассказы о твоих победах, – холодно проговорила Миранда. Она уже взяла себя в руки.

– Естественно, без рекомендаций, – с мстительным удовлетворением добавил Чилтон. – Сомневаюсь, что она найдет другое место. Вероятно, голодает сейчас где-нибудь в работном доме.

Эмму уже просто трясло, дыхание стало прерывистым, пальцы сжались в кулаки. И снова Эдисон спросил себя: страх это или гнев? Что-то подсказывало ему, что скорее последнее. Он начал опасаться, как бы девушка не выскочила из шкафа и не набросилась на Крэйна. Это могло оказаться недурным развлечением, однако подобный шаг не только обернется катастрофой для нее, по и нарушит его собственные планы.

Стоукс крепче сжал руку Эммы, пытаясь молча предостеречь девушку. Она, казалось, поняла. По крайней мере, больше не пыталась вырваться из шкафа.

– Если ты сейчас же не уйдешь, Чилтон, я вызову лакея Суона, – ледяным тоном объявила Миранда. – Уверена: ему не составит труда выставить тебя.

– Послушай, нет никакой необходимости звать этого громилу, – проскрежетал Чилтон. – Я ухожу.

Прозвучали тяжелые шаги. Эдисон услышал, как открылась и закрылась дверь.

– Дурак! – Миранда только что не шипела от презрения. – Я – леди и достойна самого лучшего.

Снова послышались шаги. Миранда направилась к туалетному столику. Эдисон надеялся, что ей ничего не понадобится в гардеробе.

Последовали негромкие звуки: брякнул о деревянную столешницу гребень, вынули и вернули на место пробку флакона. Затем зашуршали дорогие атласные юбки. Снова мягкие шаги.

Дверь комнаты еще раз отворилась, а когда она закрылась, Эдисон понял, что наконец-то они с Эммой остались одни.

– Думаю, мисс Грейсон, – произнес он, – после столь необыкновенно тесного общения нам с вами стоит познакомиться поближе. Предлагаю найти спокойное местечко, где мы могли бы поговорить без помех.

– Проклятие!.. – отозвалась Эмма.

– Полностью с вами согласен.

– Ублюдок!.. – Эмма все еще кипела от негодования, когда несколькими минутами позже они вошли в укрытый густой тенью сад. – Гадкий, мерзкий, презренный маленький ублюдок!

– Меня часто, и не без основания, обвиняли в том, что я ублюдок, – нейтральным тоном заметил Эдисон. – Но немногие осмеливались заявить мне об этом в лицо.

Пораженная, Эмма остановилась у фигурно подстриженной живой изгороди.

– Я вовсе не…

– И никто, – не спеша продолжал он, – никогда не называл меня маленьким ублюдком.

Он прав. В его облике не было ничего мелкого. В дополнение к росту и внушительной мускулатуре в Стоуксе была та естественная мужская элегантность, которой должны были завидовать многие светские львы.

Смутившись, она сказала:

– Я говорила о Чилтоне Крэйне, а не о вас.

– Счастлив это слышать.

– Сегодня днем, узнав, что Крэйн в замке, я переговорила с миссис Гаттен, экономкой, – продолжала Эмма. – Я предупредила, чтобы ни под каким предлогом она не посылала молодых горничных в его комнаты. Я также настоятельно посоветовала, чтобы женская прислуга работала по возможности парами.

– Я полностью согласен с вашей оценкой Чилтона Крэйна, – произнес Эдисон. – По вашей реакции я предположил, что это вы были той невезучей компаньонкой из бельевой Рэлстон-Мэнора?

Эмма не ответила, да в том и не было нужды. Стоукс прекрасно знал, что прав.

Эмма сделала несколько шагов в сторону разросшегося сада. Она скорее почувствовала, чем услышала, что Эдисон идет за ней.

При свете дня неухоженный сад Уэр-Касла являл собой плачевное зрелище, ночью же высокие изгороди, неподстриженные кусты и буйно растущие плети дикого винограда напоминали непроходимые джунгли. Единственным источником света была луна. Она освещала пейзаж, и окружающая местность купалась в тревожных переливах серебра и мрака. Неверный свет превратил лицо Эдисона в мрачную маску со сверкающими глазами.