Мир не без добрых людей. Кто-то из моих близких попросил сваху позаботиться о моей судьбе. Сваха позвонила как-то вечером, выспросила обо мне от и до, осталась довольна и обещала прислать того, кто, по её мнению, подходил мне безоговорочно. И он позвонил. Аркадий. В Америке пятнадцать лет. Программист. Бывший москвич.

Аркадий приехал за мной на красивой машине. В марках я не разбираюсь, но люблю машины чистые и с хорошим запахом. В этой машине пахло не только чистотой, но и деньгами. Хозяин важно сидел за рулём, на его мизинце сверкал сапфир, величиной с хорошую горошину, ехали молча. После очередного поворота стало ясно, что едем на Шипсхед Бей. Кафе-стекляшка называлось «Каппучино», то же обилие зеркал, но обстановка поуютнее, чем в «Эль Греко».

Подошла официантка с меню, мой спутник заметно напрягся и посмотрел на меня глазами экзаменатора.

— Чай с молоком, — попросила я.

— И всё? — спросил Аркадий.

— Всё, — сказала я.

Вздох облегчения, похахатывание, вдруг сразу потеплело.

— Ну, что ж так скромно, — пожурил Аркадий и широким жестом заказал один кусочек торта — один кусочек и две ложечки. Потом довольным жестом захлопнул меню, отдал его официантке и внимательно посмотрел на меня.

— Значит, вы программист.

— Программист.

— И давно?

— Два года.

— А я давно.

Помолчали.

— Вот кстати, — вдруг встрепенулся Аркадий, — у меня тут некоторая проблема на работе, может, поможете?

— Попробую, — согласилась я, — а в чём дело?

Аркадий изложил суть, я взяла ручку и написала, что я думаю по этому поводу.

— Правильно! — почему-то удивился Аркадий. — Ну да ладно, неважно, это я просто хотел узнать, вправду ли вы программист, забудем об этом, — он скомкал исписанную салфетку и выбросил её в пепельницу. Потом взял меня за руку:

— Женщин у меня было много, но вы, похоже, последняя, произнёс Аркадий так трепетно и проникновенно, что у меня внутри всё сжалось. Поглаживая мою руку, он рассказал, как жил в Москве с одной женщиной много лет, а потом она ушла и всё забрала, а было всего очень много. Оставшись гол, как сокол, Аркадий плюнул на всё и уехал с мамой в Америку. Тяжело учился, работал кем придётся, потом искал работу по программированию, в общем, намыкался, но нашёл. Познакомился с женщиной, жил с ней лет пять, а потом она ушла и опять всё забрала. Теперь он живёт с мамой.

Я допила свой чай, и Аркадий отвёз меня домой. Обещал позвонить и на следующий день и сдержал обещание. Была поздняя осень, но погода ещё такая, что хотелось гулять, и мы поехали на Манхэттен Бич.

Шумел океан и деревья, хотелось поговорить о чём-то, берущем за душу.

— Вы любите стихи? — спросил Аркадий.

— Очень! — ответила я.

— Кто ваш любимый поэт?

— Евтушенко.

— А вы знаете его стихотворение «Любимая, спи…»?

— Знаю, — сказала я и прикусила язык. В Ленинграде у меня была подруга Ира, которая говорила, что моя самая большая проблема в том, что я слишком много знаю, да ещё этого и не скрываю! «Кому нужны твои знания, ты только ими отпугиваешь, — кричала на меня Ирка, — женщина должна смотреть вниз, потом медленно поднять глаза и сказать со вздохом: «Совершенно не знаю, как жить дальше». Поняла? А ты? У тебя поперёк лба написано, что ты всё знаешь сама! А кому это надо? Хочешь, чтоб тебя любили, забудь всё, что знаешь!» И вот теперь я опять ляпнула это проклятое «знаю»! Я вся сжалась и дала себе слово как можно больше молчать.

— А я люблю Рождественского, — продолжал Аркадий, — прекрасный поэт, не то, что этот горлопан Вознесенский.

— Вы не любите Вознесенского? — робко поинтересовалась я. — За что?

— А за что его любить? У него же чушь одна вместо стихов!

Мне стало так жалко бедного Вознесенского, что я об осторожности.

— Ну что вы! — возразила я, — вам нравится песня «Миллион алых роз»?

— Нравится, — кивнул Аркадий, — а причём тут Вознесенский, её Алла Пугачёва поёт!

— Ну да, — согласилась я, — поёт Пугачёва, а слова Вознесенского, или вот недавно Марк Захаров привозил «Юнону и Авось», там все песни на стихи Вознесенского, и, например, есть такие строчки:

Правда, замечательные слова?

Аркадий ничего не ответил. Некоторое время мы шли молча.

— Я тоже знаю стишок, — вдруг сказал он, — хотите, почитаю?

— Почитайте, — попросила я, удивившись слову «стишок».

— Кто на лавочке сидел, кто в окошечко глядел… — начал Аркадий. Я дивилась ещё больше, а он продолжал, забывал, путался, я его поправляла, так как стишки знакомые с детства, кто ж их не знает! С грехом пополам добрались до «А у нас огонь погас — это раз, грузовик привёз дрова — это два».

— Тётю Полю заебли — это три, — радостно воспрял Аркадий, — а в-четвёртых, наша мама отправляется в полёт, потому что нашу маму папа больше не…

— Спасибо, дальше не надо, — взмолилась я.

— Ну почему же? — упрямо возразил Аркадий и победным голосом закончил фразу…

Минут десять шли молча. Я — понуро опустив голову, он — с видом «будешь знать, как умничать!»

— Я хочу домой, — тихо сказала я.

Сели в машину, какое-то время ехали в полной тишине.

— Хоть ты и провинилась, — нарушил молчание Аркадий, — я тебя уже не отпущу, едем ко мне.

— Это что, предложение? — спросила я.

— В некотором роде, — усмехнулся Аркадий.

— Ну, если это предложение, где кольцо? — спросила я, вспомнив героиню, которую играла знаменитая актриса Шер, в моём любимом фильме «Мунстрек».

— Кольца нет, — растерянно произнёс Аркадий.

— Отдай своё, — повторила я фразу из фильма, чувствуя себя при этом если не самой Шер, то кем-то в этом роде. Самое смешное было то, что не имея об этом ни малейшего понятия, Аркадий ответил точно так же, как герой моего любимого фильма в аналогичной ситуации.