— Как пожелаете, мой лорд.

Она взяла несколько аккордов и тихо запела любовную песню, сложенную в далеких холмах:

Где ты теперь?

Где блуждает моя любовь?

Не в холмах, не у мглистого побережья,

Не в далеких морях.

Любовь моя, где ты теперь?

Ночь темна, и я устала искать,

Любимый, когда же закончится мое искание?

Тьма повсюду, за мной и вокруг меня.

Где же блуждаешь ты, моя любовь?

Микел наклонился к женщине и мягко провел тяжелой ладонью по блестящим волосам.

— Какая печальная песня, — тихо произнес он. — В ней звучит неизбывная тоска. Правда ли, что любовь так печальна для тебя, моя Алисиана?

— Конечно же нет, мой лорд, — ответила она, изобразив веселье, которого не чувствовала. Страхи и разговоры о них были уделом изнеженных жен, а не барраганьи, чье положение зависело от умения веселить и ублажать повелителя. — Но самые красивые песни о любви почему-то всегда печальны. Доставлю ли я вам больше удовольствия, если спою радостные песни?

— Твое пение всегда радует меня, мое сокровище, — ласково сказал Микел. — Если ты устала или грустишь, тебе не нужно изображать передо мною веселье, карья[4].

Заметив недоверие, промелькнувшее в ее глазах, Алдаран подумал: «Я слишком чувствителен; должно быть, приятно пребывать в неведении о том, что творится в умах других. Любит ли она меня или лишь ценит свое положение фаворитки? И даже если любит, то как: ради меня самого или лишь потому, что я богат и могуществен?»

Микел сделал повелительный жест. Остальные женщины отступили в дальний конец просторного зала, оставив его наедине с любовницей. Они не могли уйти в силу приличий, не позволявших оставить роженицу наедине с мужчиной, но отодвинулись за пределы слышимости.

— Я не доверяю этим женщинам, — сказал он.

— Мой лорд, я думаю, что Деонара действительно любит меня. Она не послала бы ко мне никого, кто мог бы желать зла моему ребенку.

— Деонара? Да… наверное, ты права. — Микел вспомнил о том, что Деонара была его женой в течение двадцати лет и разделяла его стремление иметь ребенка. Теперь она больше не могла обещать даже надежды на рождение наследника и потому приветствовала его выбор, когда он полюбил Алисиану и сделал ее барраганьей. — Но у меня есть враги, не принадлежащие к этому дому, — продолжал он. — Очень легко заслать шпиона, обладающего лараном, который может передавать все происходящее в моей семье моим врагам. Мои родственники способны пойти на многое, лишь бы предотвратить рождение моего наследника. Я не удивляюсь твоей бледности, мое сокровище: трудно поверить в злобу, готовую нанести удар нерожденному ребенку, — однако я убежден, что Деонара пала жертвой кого-то, кто убивал детей нерожденными в ее чреве. Сделать это нетрудно; даже едва умея обращаться с матриксом, можно разорвать хрупкое звено, соединяющее ребенка с жизнью.

— Но любой, кто желает тебе зла, знает также, что ты обещал узаконить моего ребенка, и должен был обратить свое зло на меня, — успокаивающим тоном сказала Алисиана. — Однако моя беременность проходила без болезней и потрясений. Твои опасения напрасны, любимый.

— Хвала богам, если ты права! Однако у меня есть враги, которые не остановятся ни перед чем. Перед родами я позову лерони, чтобы испытать женщин; у твоей постели не будет находиться ни одна, которая не сможет подтвердить под заклятием правды, что желает тебе только добра. Злая воля может отбить у новорожденного тягу к жизни.

— Но такой ларан встречается редко, мой лорд.

— Не так редко, как хотелось бы, — эхом отозвался Микел, лорд Алдаран. — В последнее время меня посещают странные мысли. Мое же оружие повернулось против меня; я, прибегавший к волшебству, чтобы обрушить огонь и хаос на головы своих врагов, чувствую, что теперь они набрались сил и готовы отплатить той же монетой. В молодости я считал ларан даром богов. Они назначили меня править этой землей и наделили лараном, дабы укрепить мое правление. Но к старости он кажется мне скорее проклятием, чем даром.

— Ты не так стар, мой лорд, и никто здесь не осмелится бросить вызов твоему правлению.

— Никто не осмелится бросить вызов открыто, Алисиана, но мне приходится противостоять тем, кто таится по темным углам, ожидая, пока я не умру бездетным. У меня есть жирные куски для голодных псов… да будут боги благосклонны к нам и даруют тебе сына, карья!

Алисиана вздрогнула всем телом.

— А если нет, мой возлюбленный лорд?

— Ну что ж, мое сокровище, тогда тебе придется родить другого ребенка, — ласково сказал он. — Но даже если этого не случится, у меня будет дочь, которая унаследует мое поместье и привлечет ко мне сильных союзников. Даже ребенок женского пола значительно упрочит мое положение. А твой сын будет ее сводным братом, защитником в беде, утешителем в печали. Я в самом деле люблю твоего сына, Алисиана.

— Знаю, мой лорд.

Как могла она попасться в такую ловушку — обнаружить, что любит мужчину, которого поначалу хотела лишь пленить чарами своей красоты? Микел оказался добрым и великодушным. Он возвысил ее, хотя мог бы взять как законную добычу. Даже без ее просьбы обещал: будущее Донела будет обеспечено. Сначала Алисиана ценила его великодушие, потом полюбила, а теперь боялась за него.

«Попалась в собственную ловушку!»

— Мне не нужно таких заверений, мой лорд. Я не сомневалась в тебе.

Алдаран улыбнулся, словно читая ее мысли:

— Но женщины в такое время становятся пугливыми. Теперь Деонара, конечно, не родит мне ребенка, даже если я попрошу ее об этом. Знаешь ли ты, Алисиана, как больно видеть детей — долгожданных, желанных, любимых еще до появления на свет — умирающими в первые мгновения жизни? Я не любил Деонару, когда мы поженились. Я никогда не видел ее до свадьбы, ибо нас выдали друг за друга ради союза между семьями. Но мы многое вытерпели вместе, и хотя это может показаться тебе странным, дитя, любовь иногда рождается из разделенного горя так же, как и из разделенной радости. — Его лицо омрачилось. — Я люблю тебя всем сердцем, карья миа, но не за твою красоту и даже не за великолепие твоего голоса. Ты знаешь, что Деонара не была моей первой женой?

— Нет, мой лорд.

— Впервые я женился совсем молодым человеком. Кларисса Лейнье принесла мне двух сыновей и дочь, здоровых и сильных… Тяжело терять детей в младенчестве, но еще тяжелей потерять их в юности. И однако они умерли в муках от пороговой болезни, этой чумы нашего народа. Я сам готов был умереть от отчаяния.

— Мой брат Кэрил умер такой же смертью, — прошептала Алисиана.

— Я знаю; однако он был единственным, с кем это случилось, а у твоего отца было много сыновей и дочерей. Ты сама рассказывала мне, что твой ларан проявился не в юности, опустошая тело и разум, но развивался медленно, с самого младенчества, как и у многих из рода Рокравенов. И я вижу, что такая тенденция доминирует в вашей линии. Хотя Донелу едва исполнилось десять лет и я не думаю, что его ларан развился в полную силу, однако ему многое дано, и он, по крайней мере, не умрет на пороге юности. Хотя бы в этом отношении я не боюсь за твоих детей. Деонара тоже происходит из рода с ранним проявлением ларана, но ни один из рожденных ею детей не прожил достаточно долго, чтобы мы могли узнать, кого потеряли.