Лицо Алисианы исказила страдальческая гримаса. Лорд Алдаран с тревогой положил руку ей на плечо:

— Что случилось, моя дорогая?

— Всю жизнь я питала отвращение к этому… разводить людей, словно племенной скот!

— Человек — единственное животное, думающее об улучшении породы, — жестко произнес Микел. — Мы управляем погодой, строим замки и дороги с помощью нашего ларана, изучаем все более великие дары разума… Разве нам не подобает искать путей к улучшению самих себя, так же как и нашего мира? — Его лицо смягчилось. — Но я понимаю, что такая молодая женщина, как ты, не мыслит в категориях столетий и поколений. Пока человек молод, он думает только о себе да о своих детях, но в моем возрасте естественно думать и о тех, кто придет после нас и наших детей. Впрочем, такие вещи не для тебя, если ты сама не желаешь размышлять о них. Думай о ребенке, любимая, думай о том, как скоро мы будем держать ее в объятиях.

Алисиана испуганно вздрогнула.

— Значит, ты знаешь, что я рожу тебе дочь? — прошептала она. — И ты не сердишься?

— Я уже сказал тебе, что не рассержусь. Если я опечален, то лишь потому, что ты недостаточно доверяешь мне и не дала мне знать раньше. — Голос Микела звучал так мягко, что слова не казались укоризной. — Полно, Алисиана, забудь свои страхи. Если ты не подаришь мне сына, то не забывай, что ты уже подарила мне крепкого приемного сына, а твоя дочь со временем подарит мне хорошего зятя. И у нее будет сильный ларан.

Алисиана улыбнулась и ответила на его поцелуй. Однако ее по-прежнему не покидало напряжение от тревожного предчувствия различимого в отдаленном рокоте летней грозы. Казалось, гром раздается в унисон с волнами ее страха. «Может быть, Донел боится рождения этого ребенка?» — подумала молодая женщина. На мгновение ей страстно захотелось обладать даром предвидения, лараном клана Алдаранов, чтобы убедиться в том, что все будет хорошо.

— Вот предательница!

Алисиана внутренне сжалась от гнева, звучавшего в голосе лорда Алдарана, когда он тяжелой походкой вошел в зал, подталкивая перед собой женщину. За его спиной семенила лерони, домашняя колдунья. Она носила матрикс, синий звездный камень, каким-то образом усиливавший природный дар ее ларана. Это была хрупкая женщина с волосами песочного цвета; невыразительные черты лица сделались суровыми в предчувствии бури, которую она вызвала своим искусством.

— Мейра, — потрясение прошептала Алисиана. — Я считала тебя своей подругой и верной служанкой леди Деонары. Что заставило тебя желать зла мне и моему ребенку?

Мейра — одна из горничных Деонары, плотная женщина средних лет — стояла перед ней, удерживаемая на месте сильными руками лорда Алдарана, испуганная, но не сломленная.

— Я ничего не знаю о том, что эта сучка колдунья сказала обо мне. Может быть, она завидует моему положению? У нее нет никакой полезной работы. Она умеет лишь копаться в головах у тех, кто лучше ее.

— Ты не поможешь себе, ругая меня, — возразила лерони Маргали. — Я задала всем женщинам лишь один вопрос под заклятьем правды и могла распознать ложь в их ответах. Вопрос был прост: предана ли ты Микелу, лорду Алдарану, и его супруге, ваи домне[5]Деонаре? Если кто-то отвечал мне «нет» или «да» с сомнением или отрицанием в своих мыслях, я спрашивала, снова под заклятьем правды: предана ли ты своему мужу, отцу или своему господину? Только от нее я не получила правдивого ответа — лишь знание о том, что она все скрывает. Я сказала лорду Алдарану, что если и есть предательница, то это Мейра.

Микел отпустил женщину и повернул уличенную служанку к себе — не грубо, но повелительно.

— Это правда, что ты долго находишься в услужении в моем доме, Мейра, — сказал он. — Деонара относится к тебе как к приемной сестре. Кому ты желаешь зла: мне или моей леди?

— Моя леди была добра ко мне, — дрожащим голосом ответила та. — Я рассердилась потому, что другая заняла ее место на ложе моего лорда.

— Нет, лорд Алдаран, она опять говорит неправду, — бесстрастным тоном произнесла лерони, стоявшая за ее спиной. — Она не питает любви ни к тебе, ни к твоей леди.

— Ложь! — Голос Мейры поднялся почти до крика. — Ложь! Я не желаю вам никакого зла, вы сами навлекли его на себя, лорд, взяв в постель эту шлюху из Рокравена. Это она наложила заклятье на вашу мужественность, злобная гадюка!

— Молчать! — Казалось, лорд Алдаран собирается ударить женщину, но его слова оказалось достаточно: воцарилась мертвая тишина. Алисиана затрепетала. Лишь однажды раньше она слышала, как Микел пользовался «командным тоном». Немногие могли обрести достаточный контроль над лараном, чтобы использовать его; это был не врожденный дар. Такой тон требовал как таланта, так и долгой тренировки, и когда Микел, лорд Алдаран, командовал «Молчать!», никто в пределах слышимости не мог произнести ни слова.

Тишина в комнате была такой, что Алисиана могла слышать малейшие звуки: шорох насекомого, копошившегося за обшивкой стен, испуганное дыхание женщин, отзвуки грома. «Кажется, гром не смолкал все лето, — подумала она. — Такого года еще не было… Какая чушь лезет мне в голову теперь, когда я стою перед женщиной, которая могла принести смерть мне и моему ребенку, если бы присутствовала при родах!»

Микел взглянул на нее — дрожащую, цепляющуюся за спинку стула.

— Помоги леди Алисиане, — обратился он к лерони. — Пусть она сядет или ляжет в постель, если ей так будет лучше.

Алисиана почувствовала, как сильные руки Маргали опускают ее на стул. Ее передернуло от гнева за слабость, которую она не могла контролировать.

«Этот ребенок истощает мои силы куда больше, чем Донел. Почему я так ослабела? Неужели из-за злой воли этой женщины, из-за ее черных заклинаний…»

Маргали положила ладонь на лоб Алисиане, и та почувствовала, как в нее вливается живительная прохлада. Она попыталась успокоиться, дышать ровнее, чтобы ослабить мелкие, судорожные движения ребенка в своем чреве. «Бедняжка! Она тоже боится, и неудивительно…»

— Ты! — приказал голос лорда Алдарана. — Мейра, скажи мне, почему ты желаешь мне зла или намереваешься как-то повредить леди Алисиане и ее ребенку?

— Сказать тебе?

— Ты знаешь, что тебе придется это сделать, — произнес Микел. — Ты расскажешь все, неважно, сделаешь ли ты это по доброй воле, или же мне придется вытягивать из тебя признание раскаленными клещами! Я не люблю пытать женщин, Мейра, но я не потерплю ядовитого скорпиона в своем доме. Избавь нас от бесполезного сопротивления.

Но Мейра молчала, продолжая смотреть ему в лицо. Микел едва заметно пожал плечами хорошо известным Алисиане жестом, и по его лицу пробежала тень.