— Мне? Пятнадцать-шесть в мою, а повезло — мне?!

— Это было тактическое отступление с целью выравнивания линии фронта и концентрации резервов, — пояснил Рома, — между прочим, наш травоядный друг дело говорит. Давай и вправду до магазина прошвырнемся, а? И на рынок. У меня паста зубная заканчивается.

— Мне тоже курева надо прикупить… Только в следующий раз с «пятнадцать-шесть» начинаем! То есть с «шесть-пятнадцать». Подачи твои.

Для своего лагеря юрьевские полицейские облюбовали заброшенную автобазу в полукилометре от райцентра, куда вела некогда полностью, а ныне лишь местами асфальтированная дорога, соединявшая его с махачкалинской трассой. Халк и человек без звонкого прозвища в полном боевом облачении, как того требовали высочайшие указания (контртеррористическая операция — не вздохи на скамейке…), неспешно шагали по обочине в сторону поселка. Думал каждый о низменном, которое выражалось емким словом: «За-дол-ба-ло». До окончания командировки — или до дембеля, как говорили в отряде, — как на карачках до Юпитера, что серьезно огорчало. И дело совсем не в том, что находились они в «горячей точке», где рисковали своими жизнями во имя торжества одного маразма над другим. Маразм является естественной средой обитания отечественного полицейского, и к этому привыкаешь. Да и точка, по совести, была не слишком-то горячей. Рисковали они здесь не столько жизнью, сколько здоровьем, а если конкретизировать — печенью… Дело было в изначальной бестолковости процесса в целом и в той неповторимой неразберихе, коей в их замечательном министерстве неизбежно сопровождается любое мероприятие. Никто толком не понимал, для чего их вообще сюда привезли, и что конкретно он тут должен делать. Но ехали, ибо государеву человеку забивать себе голову подобными пустяками не положено. «Maul halten und weiter dienen!» — как сказал товарищ Бисмарк. А может, и не Бисмарк, а кто-то другой… Неважно. Главное, что правильно сказал: закрой рот и служи.

Движение по дороге в этот ранний час было оживленным. Основной парк колесного имущества местного населения, не избалованного переизбытком дензнаков, составляли ветераны советского автопрома. Старенькие колымаги медленно объезжали многочисленные колдобины, поднимая в воздух клубы пыли и распространяя вокруг себя неповторимый аромат доморощенного бензина. Бензин этот производили здесь же, в селе, — самодельные ректификационные колонны, в просторечии «самовары», стояли в каждом третьем дворе. И продавали его здесь же, вдоль дорог, в трехлитровых банках из-под соков. Цвет самопального горючего варьировался от нежного бирюзового до насыщенного коричневого. Разнообразие оттенков зависело от химического состава того загадочного вещества, с помощью которого местные Абрамовичи неустанно боролись за повышение октанового числа своей продукции. А паленка — она паленка и есть. «Дольче Габбаной» пахнуть не может.

Очередной тарантас, предупреждающе рявкнув клаксоном, объехал двух участников контртеррористической операции, издевательски окутав их густым облаком смеси пыли и выхлопных газов.

— Достали пипилаксы! — закашлялся Туманов. — Где молоко за вредность?

Дождавшись, пока облако немного осядет, он стащил с головы бандану и, тщательно отряхнув, повязал на лицо на манер гангстера из американского вестерна. Выглядело забавно, но давало хоть какую-то защиту. Роман, оценив изобретательность друга, тут же последовал его примеру.

Некоторое время новоявленные гангстеры шагали молча, но вскоре Глебу вновь захотелось пообщаться.

— Ром, ты это… Насчет собственной безопасности не передумал?

Фокин отрицательно мотнул головой.

— И когда переходишь?

— После командировки. Правда, с испытательным сроком. Сразу туда никого не берут.

— Все-таки зря. Там упыри одни… Меня как-то дергали, не помню уж по какой ерунде. Только работать мешают. Или ты за льготами?

— Да какие там льготы? — усмехнулся Роман. — Работа, говорят, поспокойней. А упырей и у нас хватает.

— Ну не знаю… — Туманов поправил сползший с плеча ремень автомата. — Я б не смог. Одно дело у́рок сажать, другое — своих… Сегодня водку с человеком пьешь, а завтра на нары волочешь. Поэзия, блин.

— Иной свой — сволочь похуже урки. У урки хоть ксивы нет. Дочка недавно спрашивает: «Папа, а почему меня в садике дразнят, что я ментовская дочка? Ментовская — это значит плохая, да?» Что я ей должен отвечать?!

— Тоже — нашел аргумент… Дети всегда дразнятся.

— А если бы я врачом был? Или водителем автобуса? Дразнили бы?

— Ну нет.

— Потому что у нас мент — ругательство, как бы мы ни старались… И в ближайшем будущем никаких перемен не предвидится. Даже если нас переименуют еще во что-нибудь.

Туманов, никогда не замечавший за другом склонности к патетике, остановился.

— Да-а-а… Не хреново, однако, тебе твои новые друзья чердак проветрили! Заставки для министерского сайта сочинять можешь. В свободное от охоты на оборотней время…

Никто Роману Даниловичу чердак не проветривал. Выбор был самостоятельным, осознанным, и на то имелись причины. И когда приятель — Гриша Жуков, работавший в ОСБ, предложил перейти, пообещав замолвить словечко перед своим шефом Царевым, Рома особо не раздумывал. Написал рапорт. Начальник отдела согласился отпустить и даже дать положительную характеристику. Но с одним условием. Съездить напоследок в командировку в Дагестан. Иначе характеристика будет недостаточно положительная.

— А вот без дураков ответь, идейный ты мой, — не унимался Глеб, — если, допустим, на меня компромат будет — посадишь?

Рома обернулся и одарил соратника по борьбе с терроризмом обезоруживающей улыбкой.

— Без дураков не могу, Глеб Павлович, ибо ты точно — дурак… Пошли, чего встал? Брат Хатхи помирает — коньяку просит…

Спасителя Исмаила, торговавшего качественным алкоголем, сегодня слева от входа не было. И вообще не было. Видать, не успел набодяжить. «Супермаркет» действительно не отличался богатством ассортимента, вывеска откровенно противоречила содержанию. Основную часть товаров спортивного профиля составляли почему-то ножи, причем китайского производства. Видимо, с учетом популярных в регионе видов спорта и покупательной способности населения. В углу прилавка сиротливо притулилось несколько рыболовных наборов, бейсбольная бита, пара теннисных мячей, шахматная доска и сувенирная коробка с нардами. Там же пылилась неизвестно каким ветром сюда занесенная хоккейная шайба. Спортивный инвентарь дополняли пара велосипедов, прислоненных к стене, пяток мячей разного калибра на самодельной полке и несколько удилищ, засунутых за водопроводную трубу. Стену украшала желтая футболка махачкалинского «Анжи» с фамилией камерунца Это'о на спине и портрет Сулеймана Керимова, объявленного Белоруссией в международный розыск.

По причине того, что магазин не торговал спиртным и табаком, он не пользовался у населения авторитетом. В основном сюда захаживали детишки да приезжие. Продавщица Диля встречала каждого, как дорогого гостя, однако ее трогательные попытки навязать европейский уровень сервиса в сельском магазине не в состоянии были изменить один из важнейших законов рыночной экономики — спрос рождает предложения. Бизнес устойчиво загибался.