Артур кинул на нее взгляд, помедлил и сказал:

— Имеешь в виду, один из них напал на других?

Ксюха молча глядела в спинку сиденья перед собой. Стас возразил:

— Про это тоже писали. То есть писали, что такого не могло быть. Мол, группа проверенная, ходила в походы уже несколько раз, да и не мог ни один из них так напугать остальных шестерых, чтоб часть выскочила из палатки через выход, а другие схватили ножи и прорезали полог, да все рванули наружу полуодетые… Кстати, было установлено, что ткань разрезана именно изнутри.

— Но что-то их напугало, такая ведь картина складывается? — напирал Артур.

— Да. Что-то, вдруг появившееся в палатке, или нечто снаружи… Или, может, какое-то излучение? Ультразвук? Еще что-то…

— Маньяк! — заговорщицким шепотом выдал Мишка.

— …Или снежный человек, палаточный полтергейст, беглый заключенный. Но только все свидетельствовало за то, что источник панического ужаса возник именно внутри палатки, а не снаружи, и они сыпанули от него во все стороны.

— Тогда излучение, — заключил Артур. — Направленное излучение. Инфразвук определенной модуляции вызывает панику, это известно. Они разбежались и, полуголые, на тридцатиградусном морозе, быстро замерзли. Ночь, наверное, еще пурга — все понятно.

— Не все, — коротко бросил Боря.

Сзади воцарилась тишина. Вода озера сквозь деревья была видна все лучше — ширина косы в этом месте едва ли превышала пятьдесят метров, а значит, пора сворачивать к берегу и выгружаться. Дорога исчезла, теперь они ехали между сосен, которые смыкались все теснее. В лесу было сумрачно, а вот на берегу, отсюда хорошо видно, — яркое солнце, волны плещутся о берег, блики играют на воде, песок золотится… Представляя, как друзья будут ставить палатки, а он в это время запалит костер, Стас сказал:

— Да, не все понятно. Например, совсем неясно, почему в черепе Токарева, командира группы, была трещина от глазницы до виска — простым падением ее не объяснишь. Почему у Любы Коротковой, той, которая осталась без глаз, были вывихнуты четыре пальца правой руки, то есть просто согнуты в другую сторону, а еще — почему в брюшной полости Дюганова нашли…

— Прекрати! — вдруг зло сказала Алена. — Поверни, езжай назад!

Стас бросил на нее взгляд — нет, не злая, она выглядела скорее испуганной.

— Развернись, пожалуйста, — повторила она.

— Зачем, мы ведь…

— Развернись, — угрюмо сказал Боря.

Все сразу зашевелились, Мишка заерзал на сиденье, Яна оглянулась.

— Почему? — спросил Стас. — Зачем разворачиваться?

— Думаешь, это хорошая идея — ночевать в месте, где умерли те монахи, а потом группа Токарева?

— Да по-моему хорошая, — ответил Стас, начиная злиться.

В конце концов, ну что за чушь! Да, погибли здесь когда-то люди — и что? Не верит же Борис, в самом деле, на полном серьезе во всякую чертовщину. Ладно — Алена, она такая… поэтичная натура, но приземленный реалист Боря почему с ней согласен?

Притормозив, но не заглушив мотор, Стас спросил:

— Вы все не хотите дальше ехать?

— Я — хочу! — отрезала Яна и добавила укоризненно: — Алена, что ты, в самом деле? Борька!

— Это неправильная идея, — повторил тот.

— Что значит «неправильная», брателло? — хмыкнул Мишка, ерзая и щелкая ножиком. — Что ты под этим подразумеваешь? А давайте проголосуем! Кто за то, чтобы валить на фиг с этой косы? Ну, ручки тянем, не стесняемся!

Подняли руки Алена и Борис.

— Та-ак, а кто за то, чтобы разбить тут лагерь?

Мишка вскинул руку первым, потом Стас и Яна… и, помедлив, Артур — и сразу за ним Ксюха.

Еще до того, как сводный брат Бориса проголосовал, Стас, следивший за выражениями лиц сидящих в салоне друзей, понял: Артур будет «за». Просто потому, что Боря — «против». Он не знал, отчего так, но давно заметил — между братьями есть скрытое противостояние. Во всяком случае, со стороны Артура.

— Пятеро — «за», двое — «против»! — провозгласил Мишка. — Аленка, что ты побледнела так? Не нервничай, я тебя защищу от любых посягательств, слышишь? Прикрою своим большим мягким телом, а ты потом сможешь написать романтическую поэму «Баллада о Косе». Нет, не романтическую, а эротическую… Ой!

Задрав брови, толстяк уставился на ножик в своей руке. Осторожно провел по лезвию большим пальцем и недоуменно огляделся.

— Что за черт? Я ж его наточил — он как бритва был!

— И что? — спросил Артур, нагибаясь вперед между спинками сидений. Ксюха с Борисом привстали, глядя на Мишку.

— Да то, что вот сейчас крутил-вертел его и по пальцу себя случайно полоснул. Сильно так — а крови нет! Глядите, он… он тупой совсем! Как такое может быть? Я ведь…

Артур пренебрежительно махнул рукой.

— Перепутал, забыл наточить. Стас, мы приехали? Ксения, вставай, пожалуйста, надо вещи брать.

— Да нет же! — протестовал Мишка. — Я его правда наточил! Это моя любимая побрякушка, я его всегда… а теперь он тупой — полностью! Стас! Ты чего на меня вытаращился?

Заглушив мотор и отпустив руль, Стас развернулся на водительском сиденье.

— Ты правда наточил его?

— Да, — кивнул Мишка, слегка испугавшись. — Да, и… А что такое?

— Все ножи, бритвы, топоры, которые нашли в палатке и возле тел погибшей группы Токарева, были тупые, — произнес Стас. — Хотя в таком походе нельзя обойтись без нормально заточенных ножей. И еще писали, что их фонарики полностью раз…

Он вытащил из кармана мобильный телефон. И тут же Ксюха сказала:

— Мой разряжен.

— И мой! — крикнула Яна в изумлении. — Я ведь только утром сняла с зарядки, а его на пять суток…

Стас разглядывал мертвый аппарат на ладони. Артур, Борис, Алена — все смотрели на свои телефоны. В салоне стояла тишина. Снаружи на ветру заскрипела сосна, громче, потом другая. Зашуршало. Хрустнуло. Алена сказала:

— Там что-то движется.

Лицо Мишки обмякло от ужаса. Он уставился сквозь заднее окно, беззвучно разевая рот, не в силах произнести ни слова. Ахнула Яна. Сдавленно выругался Борис. Ксюха схватилась за крестик на шее, а Стас вскочил, выпустив из рук трубку. Яркий, пронизанный солнечными лучами ужас катил на них между сосен. А еще был свет — трепещущий дикий свет, который пришел откуда-то извне.

И тени, узкие, как лезвия ножей, тянущиеся к машине.

Пять месяцев спустя.

Москва, Варшавское шоссе, 01.30 ночи