перечить, бабушка. Но я держу ответ за всех наших людей, от мала до велика. Прости обиды старые. Хочешь, службу тебе любую сослужу, помоги только от беды избавиться.

Взглянула на него старуха пытливо, остыла, да задумалась.

— Будь по-твоему. Есть у меня для тебя одна служба. Справишься, тогда так и быть, помогу. Недалече отсюда есть лесное озеро. Живёт там русалка, ночами напролёт песни поёт. Да так скверно, что я уже год уснуть не могу, лишь на печи ворочаюсь. Избавься от прокля́той, тогда и поговорим.

Вышел Елизар из избы, пот со лба утёр, шапку надел. Делать нечего, знать придётся ему теперь старухины беды разбирать. Потрепал своего коня по гриве, да отвязывать не стал, озеро-то по словам Яги рядом было. Нашёл тропинку, да по ней прямиком и отправился. Часа не прошло, как свечерело. Кругом ни единой птицы не слышно, лишь ветер деревьями скрипит, да сердито кусты качает. Но понял Елизар, что не один идёт, нет-нет, да порой рыжий мех меж могучих стволов мелькает. Значит не ушла лиса, рядом где-то обретается.

Холодно лесное озеро, ни комаров ни лягушек не слышно, всех ранняя осень прибрала. Сел Елизар в сухую траву, принялся ждать. Едва показался на небе молодой месяц, как всколыхнулась чёрная гладь воды и на торчащий из воды камень выбралась де́вица. Волосы зелёные, глаза тёмные, а кожа белая, будто снег. До пояса человек, а ниже рыбий хвост торчит. Ударила она хвостом по воде три раза, потянулась, а потом затянула неведомую песню:

Ой да море-океан, дали синие,

Принесите моряка, в ночку длинную.

Словно мужа, одарю его ласкою,

Околдую, оплету тиной-ряскою.

Можно рыжего, с ютла́ндского острова,

Можно грека, разодетого — пёстрого,

Мне любого, хоть бы балта, хоть русского,

Аль весёлого, али грустного…

Русалка выводила песню громко, но не мелодично; голос у неё отчего-то был хриплым, словно ворон каркал. Порой девица с мотива сбивалась, слова не дотягивала. Понял Елизар, отчего Яге это пение не нравились. Нелегко было такое целый год выдержать. Поднялся парень из травы, да к озеру пошёл. Увидала его русалка, песню прекратила, во все глаза уставилась.

— Вот так гость ко мне пожаловал! Давно я жду доброго мо́лодца, давно одна тоскую. Уж и не чаяла, что человек в такую глушь забредёт. Будет у нас сегодня веселье!

Поклонился ей Елизар, да вымолвил:

— Здравствуй рыба-де́вица! Поклон тебе от Яги, да просьба. Не дают ей твои песни спать-потчева́ть, не могла бы ты её возраст уважив потише петь?

Рассмеялась русалка, ладонями по хвосту ударила:

— Что мне Яга? Не нравятся ей мои песни, так и пускай! Она лишь на земле хозяйка, а в воде у меня своя воля. Завидует она моей красоте и молодости, оттого и ворчит. То — пустое. Подойди лучше ко мне поближе, дай я на тебя полюбуюсь!

Знал Елизар, что русалки только того и ждут, чтобы человека к воде подманить, да ко дну уволочь, поэтому держался поодаль.

— Любуйся девица, но ближе я и шага не ступлю, наслышан о коварстве вашего племени.

— Да никак ты трусишь, богатырь? Что ж, давай я тебе для храбрости особенную песню исполню.

И запела русалка на иной лад, совсем другим голосом, куда только её хрипота делась?

Черна вода, уста красивы,

Глаза, как звезды холодны,

Ступай навстречу молчаливо,

Вся жизнь былая — только сны.

Отныне, прошлое в пучине,

Нет больше хло́пот и забот,

Теперь лишь я твоя княгиня,

И темень волн — твой небосвод.

Елизар, колдовством очарованный, сперва в оцепенение впал, а потом шагнул было прямо в воду. Но тут раздался лисий лай и морок развеялся. То рыжая подруга, следившая с берега за Елизаром, разогнала русалочьи чары. Очнулся Елизар, едва успел из воды выпрыгнуть.

— Врёшь, девица, напрасно силы тратишь, так мы с тобой вовек не столкуемся!

Русалка лишь головой тряхнула, да посмеялась:

— Да о чем нам с тобой толковать? Мне морское, тебе — мирское. Иди своей дорогой мо́лодец, а я буду дальше петь. Хочешь слушай, хочешь нет, вольному воля. — и затянула хриплым голосом новую песню:

Во хмелю́ ли я была, али юная,

Не гадая полюбила, не думая.

И не ног, не лаптей не жалела я,

К рыбачку на свидания бегала.

Ой ты невод, да сети рыбацкие,

Молодая удаль парня, кабацкая.

Вы опутали мысли все девичьи,

Ключ нашли вы к сердечку, умеючи…

Понял Елизар, что упряма русалка. Да, пожалуй в этом не уступит она самой Яге. "Что ж, супротив твоего упрямства будет тебе моё терпение!" — подумал парень. Сел поодаль, да быстро сладив дудочку из сухого камыша стал девице мелодию подыгрывать. А та бровью не ведёт, знай себе дальше поёт:

Дни идут, ни кольца́, ни признания,

Уж с другой вечерял на свиданиях.

В омут бросилась я, там и сгинула,

А ему хоть бы что, нерадивому.

И теперь в чешую обличенная,

Хочу встретить его, непрощенного.

Увлеку за собой в тьму глуби́нную,

Чтоб вспомнил девицу невинную.

Ой ты невод, да сети рыбацкие,

Молодая удаль парня, кабацкая.

Берегитесь теперь моря синего,

У русалок хвосты, дюже длинные…

Замолчала девица, умолкла и дудочка.

— Чего же ты хочешь за своё молчание? Может я тебе чем помочь смогу? — не отступался Елизар. — Слышу по песням твоим, будто бы о море-океане грустишь; али тесно тебе в здешних водах?

Фыркнула русалка, начала гребнем волосы расчёсывать.

— Да кабы это были воды? Так, водяной шутя наплакал. Но прав ты, молодец, одиноко мне в лесном озере. А покинуть не могу, давно уж запруда бобриная выход в реку перекрыла. Оттого речка сперва обмелела, а потом и вовсе высохла. — тут русалка глазами сверкнула, зубы острые жемчужные показала, — хочешь Яге угодить, наказ её исполнить? Будет тебе дело!