Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Действительно, ни о чем нельзя попросить, — попытался как можно спокойнее произнести папа.
— Я вообще большой оригинал, — с ухмылкой заявил я.
— А как ты это понимаешь? — взглянул на меня с некоторым интересом папа.
— Перво-наперво делать работу не как все, а творчески. Главное, чтобы все было наоборот. Понятно?
Мама безнадежно махнула рукой, а папа тяжело задумался.
Тут вошла бабушка и попросила меня полить цветы.
— Ты хочешь, чтобы у нас больше не было цветов? — спросила мама.
— Я сам полью, — включился в разговор папа, — с ним лучше не связываться.
Папа и мама уже хорошо освоили мой творческий метод, а бабушка еще была неученая.
«Но ничего, — подумал я, — учиться никогда не поздно».
— Что же ты стоишь? — спросила бабушка.
— Да вот размышляю, как пооригинальнее выполнить твое поручение: то ли протянуть водопровод к подоконнику, то ли сделать люк в потолке, чтобы дождь орошал.
Тем временем папа выполнил свою «угрозу»: полил цветы не оригинальным способом — из баночки. А мне только этого и надо было.
Бабушка позвала папу и маму в кухню, и они долго о чем-то шушукались.
Назавтра, когда я проснулся, никого дома не было. На кухне я обнаружил записку:
«Арелав! Итемдоп колотоп,
Инзяргаз удусоп, исенирп в мод росум,
Идутсо йач.
Амам, апап, акшубаб».
Я с удивлением посмотрел на эту абракадабру и попробовал прочитать ее наоборот.
«Валера! Подмети потолок.
Загрязни посуду, принеси в дом мусор,
Остуди чай.
Мама, папа, бабушка».
И вдруг мне все стало ясно. Я узнал почерк бабушки. Она у меня тоже большая оригиналка. Еще раз взглянув на записку, я тоскливо поплелся за веником.
Недавно меня назначили вожатым в четвертый класс «А».
— Ребята там хорошие, — сказали мне, — есть, правда, один экспонат — Генаша Кузин.
— Что вы имеете в виду? — насторожился я.
— Да так… — ответили мне туманно. — Сам узнаешь.
Мне захотелось поскорее познакомиться с классом. Стараясь изо всех сил выглядеть солидно, я распахнул дверь.
— Здравствуйте, — сказал я. — Я ваш новый вожатый.
Воцарилась настороженная тишина.
«Кто же из них «экспонат»? — думал я, вглядываясь в лица ребят. — Может, этот вихрастый? Или вон тот, что жует жвачку? А может, тот, который охотится за мухой на последней парте?»
— Ребята, — спросил я, — кто из вас Гена Кузин?
— Генаша?.. А его сегодня не было! — выкрикнули с последней парты.
— Заболел?
Все дружно захохотали, как будто я сострил. Мне тут же стало понятно, что в классе нет человека здоровее Генаши.
Поговорив с ребятами, я спросил, между прочим, адрес Кузина. Точно никто не знал. Но как найти его дом, объяснили: второй после булочной.
— Ты там спроси во дворе. Генашу все знают, — заверили меня.
Первый, кого я встретил в Генашином дворе, был стриженный наголо мальчишка, который подкидывал головой мяч.
— Двадцать шесть… двадцать семь… — считал он.
Голова и мяч были так похожи, что временами казалось, будто они меняются местами.
— Послушай, — сказал я, — не знаешь, где тут живет Гена Кузин?
Стриженый повыше подкинул мяч и успел с интересом посмотреть на меня.
— А зачем он тебе? — спросил он. — Двадцать восемь… двадцать девять…
— Я его вожатый.
— А-а-а! Прорабатывать пришел!.. Давай, давай. Правильно… Тридцать… тридцать один… Он живет в десятой квартире. Только, знаешь что?.. Тридцать два… тридцать три… — Стриженый наморщил лоб.
— Что?
— Его голыми руками не возьмешь. Хитрый, черт! Тридцать четыре… тридцать пять… Придуряться начинает, мозги крутить: и школу он не прогуливал, и старшим не грубил…
— Не беспокойся, — перебил я доброжелательного мальчишку. — Меня не проведешь.
Я направился к подъезду.
— Тридцать шесть… тридцать семь… — доносилось сзади. — Если он будет врать, что его зовут вовсе не Генашей, дашь ему по кумполу. Я разрешаю… Тридцать восемь…
Дверь мне открыл светловолосый парнишка в спортивном костюме.
— Здравствуй, — сказал он.
— Это ты? — спросил я, пристально вглядываясь в его лицо.
— Да. — Он отступил на шаг.
— Тогда я к тебе. Здравствуй! Я ваш новый вожатый. Зовут меня Виталий.
— Очень приятно. Проходи, пожалуйста. — Генаша сделал гостеприимный жест.
«Хитер, — подумал я, — прикидывается, значит, таким вежливеньким. Погоди, я тебя выведу на чистую воду».
— Присаживайся, — предложил Генаша, как только мы очутились в комнате.
«Действительно, типчик», — подумал я и рубанул сплеча:
— Почему сегодня не был в школе?
— Я?!
«Спокойно», — заметил я себе, а ему сказал:
— Я был в твоем классе, но тебя там не видел.
— Я тебя тоже не видел.
«Наглец», — хотел было крякнуть я, но сумел сдержаться.
— Правда, меня вызывали к директору… — добавил он.
— С родителями?! — поинтересовался я.
— Нет. Директор попросил меня выступить в соседней школе.
— Выступить? — Я так и подскочил.
— Ну да, сыграть Второй венгерский танец Брамса.
Мне стало не по себе. Я смахнул платком пот со лба. «Сейчас ты у меня попляшешь. Брамс!»
— Хочешь воды? Сегодня так жарко.
«Крепкий орешек! — оценил я Генашино самообладание. — Нет, с наскоку его не возьмешь». И я перешел к осаде.
— А вообще-то врать нехорошо.
— Это верно, — согласился он.
— А старшим врать нехорошо вдвойне.
— И я такого же мнения, — кивнул он головой.
Я понял, что вести длительную осаду тоже бесполезно.
«Да, голыми руками его не возьмешь, — вспомнил я предостережение стриженого. — Нужно заманить Кузина в ловушку. Как Кутузов Наполеона».
— Сознайся, только честно, — вкрадчиво сказал я, — ведь трудно быть примерным? Иногда хочется смотаться с уроков, особенно с последнего.