Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу прощения… — не понимаю, к чему он клонит и собираюсь опять перебирать заезженные фразы, но меня перебивают:
— Встань на колени!
Здесь, во дворе обычно полно грязи, а сейчас грязно вдвойне. Видно, Ингвер с утра успела не только собрать яйца, но и разделать кур для обеда, а вот убрать за собой не хватило времени.
Перья, требуха и всякая гадость валяются повсюду, прямо под ногами. А одета я в свое лучшее платье. Точнее, в единственное.
То, что висит у меня в шкафу, трудно назвать одеждой. Так… сто раз перешитые обноски, в которых сойду за свою среди нищих.
Мне жалко платья, но еще больше мне жаль себя. Кажется, встану сейчас на колени — и во мне надломится нечто важное и неимоверно ценное. Остатки самоуважения, выстраданного в прежних неравных схватках. Поэтому, опустив глаза, я тихо говорю:
— Нет, сир. На коленях перед тобой я ползать не буду.
Он замирает. Перестает кружить. Останавливается прямо передо мной так, что глаза мои упираются в его начищенные до блеска сапоги. Затем два пальца цепляют мой подбородок и поднимают его наверх, заставляя встретиться взглядом.
Больно смотреть в эти голубые озера, все нутро обжигающие ледяным холодом. Даже от кожи белой, как снег, тоже веет зимой. Он приближается к моему лицу вплотную, обдавая ноздри своим кислым дыханием. Шипит, словно ядом сочится:
— Ты думаешь… Раз я каждую ночь имею твою мать, я потерплю твое неповиновение? Ошибаешься. Да, да, ошибаешься! Пока не встанешь на колени, я продолжу избивать полукровку. Сама знаешь. Полукровка — нелюдь. Никому не нужная грязь. Когда он умрет, никто его даже не хватится.
Глава 3
Вздрагиваю от этих слов, как от пощечины. Наибольшая нелюдь здесь — это Барди Фрёд. Влиятельный аристократ со связями, правительственный советник по межрасовым отношениям, вершащий чужие судьбы. Он в сто раз хуже самого грубого и невежественного тролля!
На секунду я теряю контроль над собой, и негодяй тут же считывает в моем взгляде отвращение. С рыком отпихивает меня и размахивается плетью с такой силой, будто собирается разрубить Хродгейра пополам. Резкий свист — и плеть глубоко вонзается в и без того истерзанную плоть!
Больше мыслей в голове никаких не остается. Валюсь на колени. Прошу, умоляю сира Фрёда пощадить своего слугу. Под мои истошные крики его рука снова взлетает в воздух, замирает там на секунду… и расслабленно опускается. Он холодно оглядывает меня и надменно произносит:
— Я все еще жду, Ханна.
— Смиренно прощу твоего прощения, сир, — лепечу я дрожащими губами, растираю по щекам градом хлынувшие слезы, — и милости для твоего нижайшего слуги.
— То-то же, — он победно щерится, еще выше задрав породистый подбородок. — Да, то-то же. Пожалуй, я помилую его. И тебя я тоже прощу. Надеюсь, этот случай послужит тебе уроком, Ханна. Нельзя рисковать чужим имуществом и чужими слугами, разгуливая по ночному Грёнскому лесу.
— Да, сир. Я запомню этот урок, обещаю.
Сир Фрёд пристально всматривается в мои глаза, ища там скрытый подтекст, но я крепко держу себя в руках. Ничего, кроме мольбы этот зверь в моем взгляде не находит.
Полностью удовлетворенный, он приказывает слуге лить воду на свои руки по локоть в крови. Затем, отряхнувшись, раскатывает рукава шелковой рубашки, кивает управляющему на привязанного к столбу полукровку и небрежно изрекает:
— Пусть повисит здесь до завтрашнего утра без еды и воды. А утром скинь его в свинарник. Если выживет, так тому и быть.
— Но, сир, — начинаю я возмущенно. — Там же грязь попадет на открытые раны…
— Еще одно слово, — шипит он мне на ухо, присев совсем рядом на корточки, — и он сейчас же отправится к свиньям. Только дай мне повод. Наши свиньи, говорят, вечно голодные. Да, да, голодные! И очень любят мясо. В любом его виде.
Сглатываю ком в горле, утираю рукавом брызнувшие снова слезы и киваю. Опускаю глаза, чтобы скрыть свои мысли.
Зверь. Отродье. Исчадие бесов. Однажды ты… Однажды я тебя… Отправлю домой в бесовские недра!
Отчим удаляется в замок, и слуги, гонимые управляющим Гьёрном, тоже расходятся кто куда. Только я по-прежнему сижу на коленях, в грязи и вонючей птичьей требухе.
Мне все равно, как я выгляжу. Лишь одна мысль свербит в голове. Переживет ли Хродгейр сегодняшний день? Переживет ли следующий час? А вдруг он уже умер?
В страхе вскакиваю на ноги и присматриваюсь к пострадавшему со спины. Земля вокруг него насквозь пропитана кровью. Человек бы такое не перенес, но в этом полукровке течет и двужильная троллья кровь, дающая крохотный шанс отложить встречу с предками на потом.
Вскоре с трудом улавливаю слабое шевеление рук, как будто он пытается ухватиться покрепче за веревку и подтянуться.
Хвала Великому! Значит, жив!
Облегченно выдыхаю, но моя радость не длится долго. Ведь бедняге предстоит выдержать целые сутки мучений.
Задираю голову к небу. Выглядит оно неутешительно. Лазурно-чистое, как обычно на горизонте ни облачка. Если бы дождь пошел, Хродгейр мог бы попить… Однако вместо столь необходимой влаги с неба поступает только жара.
Чувствую, как усиливается зной, подпекая голову. Вокруг раненого уже вовсю роятся мухи и слепни. Я могу их отгонять, конечно, но этого мало! Ему требуется нормальный уход. Питье, обработка ран, тень, покой…
Слышу за спиной тяжелое шарканье. Вздрогнув, оборачиваюсь. Вижу Ингвер, пришедшую убрать куриную требуху.
Лицо троллихи, обычно землистого цвета, сейчас еще больше потемнело. Крупные губы скривились от избытка чувств. Она с жалостью поглядывает на раненого, взволнованно прижимая к голове заостренные уши. Когда подходит ко мне поближе, шепчет:
— Я слыхала разговор сира Фрёда и Гьёрна. Управляющему было велено наблюдать тайком за парнем. Коли пожалеет его кто и даст воды, — сразу в свинарник швырнуть, не ждать до утра. Оставь его, детка. Не жилец он боле. Как ни крути, парню не помочь.
Верчу головой по сторонам, пытаюсь разглядеть долговязую фигуру Гьёрна. Где засел управляющий — не понять. Хоть он и высокий, но ужасно худой. Совсем как жердь. Он может спрятаться куда угодно. В стенах замка полно потайных местечек и глубоких ниш. Видимо, их создавали, чтобы хозяева замка могли укрываться от неожиданно нагрянувших врагов. Теперь эти ниши скрывают управляющего, лишая меня возможность помочь Хродгейру.
После слов Ингвер хочется
