Вместе с Аспириновной мы с Варей поднялись на девятый этаж. Выйдя из лифта, увидели на площадке серьезных мужчин и лишь единственную женщину – мою бывшую супругу, Варькину мать. Когда я на ней женился, Зинаида была маленькая и тоненькая, как Дюймовочка. Росту с тех пор она не прибавила, а некоторое количество килограммов – таки да, как сказали бы в Одессе, откуда родом моя мама.

– Привет! – сказала нам с Варей ее мама.

– Привет! – хором ответили мы.

Почему-то за время, прошедшее после развода, Зинаида ни разу не приснилась мне. Надеялся, что я ей – тоже. Иначе что бы она увидела? Мою спину, склонившуюся над письменным столом? А если бы она услышала во сне мой голос, то голос наверняка попросил бы ее сделать телевизор потише. Если бы Зина приснилась мне, то, конечно, сидящей перед телевизором, по которому идет ее любимое ток-шоу «Вече», где люди стараются не просто говорить о наболевшем – кричать! Причем, главное, перекричать друг друга…

– Ну как вы? – спросила Зинаида, ощупывая цепким материнским взглядом своего ребенка – достаточно ли пушистый?

– Нормально. – Ребенок смотрел на свою мамашу сверху вниз с иронией. Улыбнуться шире ребенку не позволяла обстановка.

Я решил не мешать разговору мамы с дочкой, которые давно не встречались – аж со вчерашнего вечера! – и прошел вперед. Тем более что видеть меня со спины Зинаиде будет привычнее, подумал.

К сожалению, из-за заминки с экс-супругой, я потерял из виду Аспириновну, которая, сама того не зная, нас вела. Зато увидел Вику, двоюродную сестру Зинаиды. Чуть не брякнул, что черное платье ей идет! Только тут до меня дошло, что именно Вике мне и предстоит выражать соболезнования! Кому же еще? Ведь она – дочь Гали Биржи.

Я испугался, но тут же взял себя в руки. Подумал, что это не тот случай, когда надо бояться. Да уж! А бояться, конечно, было отчего.

Не так давно Вика заявилась ко мне под тем предлогом, что записалась лечить зуб в поликлинике, расположенной в соседнем доме, а там – очередь. Не хотелось ей сидеть в гнетущей обстановке.

– Надо же! – сделал я ей комплимент, принимая беленькую шубку. – Никогда бы не подумал, Вика, что у тебя может болеть зуб. Что от твоей улыбки заболит у какой-нибудь завистницы – другое дело.

Вика тут же мне эту свою улыбку и подарила. Она была в странноватом, для посещения стоматологической поликлиники, наряде: в мини-юбке, в прозрачных капроновых чулках и коротких сапожках на высоком каблуке.

– Кофе? – предложил я.

Вика знала, что кофе я завариваю исключительный.

– Неплохо бы.

Пока возился с туркой, отметил боковым зрением, что Вика за моей спиной ходит туда-сюда. Подумал, зубного врача боится.

Приняв чашку, она перешла в гостиную. Мне пришлось проследовать за гостьей. Пока пили кофе, вели светскую беседу. Мне показалось, Вика и сама болтает что попало и меня тоже почти не слушает. Вдруг она спросила:

– Ну а как ты вообще живешь, Василий Снигирев, один? – Она поднялась с кресла, в котором сидела.

– Нормально, – выдал я самый остроумный на свете ответ. И добавил: – Стал чемпионом своей квартиры по выполнению комплекса ГСУ (готовка – стирка – уборка). Варваре за мной не угнаться.

– Жалеешь, что с Зиной развелся? – Задавая этот вопрос, Вика вдруг уперлась ногой в диван, на котором я сидел, и посмотрела мне в глаза сверху вниз. Решила поиграть в следователя, что ли? Я невольно скосил глаза на ее ногу в прозрачном чулке, по которой юбка, и без того «символическая», еще дальше уползла наверх. Нога мне понравилась, но я постарался на нее больше не смотреть. Не стал отвечать, что это Зина со мной развелась, а не я с ней. Решил отшутиться:

– Все ночи провожу теперь в слезах и раскаянии.

Вика подняла повыше подбородок, смерила меня оценивающим взглядом и внезапно отколола такой номер! Сделав упор на ногу, которой я залюбовался, встала на диван во весь рост, так, что мои колени оказались между ее длинных ног, и, уперев руки в боки, посмотрела на меня с видом победительницы. Я не успел сообразить, что означает сей акробатический этюд, лишь пропищал шутовски-испуганно:

– Зачем же ты через меня переступила? Теперь больше не вырасту!

– Еще как вырастешь! – с этими словами Вика уселась верхом на мои колени и мягко и властно впилась своими губами мне в губы так, будто ее прадедушку звали не Иван Петрович (или Иван Сидорыч), а граф Дракула!

– С ума сошла?! – оторвал я ее от себя.

– А что, нельзя? – Она снова обвила мою шею руками. – Нельзя с ума сойти? – прошептала в самое ухо и опять принялась целовать.

И что мне оставалось делать? Брыкаться, как девочке? Совратить голодного мужика – дело не хитрое. Чтобы не потерять лицо, пришлось брать инициативу в свои руки. Я перевернул совратительницу на спину, вдавил плечи в диван и спросил:

– Ты уверена?

– А то! – Она дунула на прядь своих волос, упавших на лицо…

Когда Вика удалилась, я попытался истолковать, что это такое было? Дать морально-нравственную оценку случившемуся. И понял, что это – бардак! Меня просто изнасиловали! Ладно, хоть будет что вспомнить на старости лет, как той бабушке, что пережила налет…

Виктория же на этом не успокоилась и, позвонив мне через несколько дней, призналась, что у нее… опять болит зуб!

– Нет! – захрипел я в трубку, подражая одному из любимых артистов. – На это я «пойтить» не могу! Я не стоматолог!

Вика заржала, как дурочка, и дала отбой. А потом мы встретились с ней у Зинаиды. Улучив момент, когда ее сестра оставит нас наедине, коварная свояченица приставила ладонь к щеке и выразительно посмотрела на меня: мол, болит! Я переменился в лице, а она расхохоталась. Она издевалась надо мной! Она звонила, предлагала встретиться, но я отказывался. Кажется, Вика в итоге оскорбилась. «Что за дела! У нее, черт возьми, есть муж! – думал я. – Что, если Боря узнает?» Нет, я не столько мордобоя боялся, сколько выглядеть идиотом. Ничего подобного в отношении Вики у меня никогда прежде и в мыслях не было. Она же почти родственница!

А если узнает Зинаида? Еще посчитает, что я таким образом решил ей отомстить! А при чем тут я?..

Раскрыв для Вики соболезнующие объятия, я ощутил под своими ладонями ее упругие плечи, вспомнил, как вдавливал их в свой диван, и неожиданно испытал вовсе не благочестивое волнение. Вот идиот!

Оставив Вику, прошел в зал, где находился гроб – к счастью, закрытый. И это добавляло таинственности уходу из жизни Викиной матери. Представить себе плутоватую, жизнелюбивую Галю Биржу неживой я не мог.

Под стеной, на диване и стульях, сидели знакомые. Я узнал свою бывшую тещу. Впрочем, тещи, полагал я, как и сотрудники КГБ, бывшими не бывают. Тем более что с ее дочерью мы продолжали интеллигентно дружить, подражая нашим «звездам». Они там все в своей тусовке – бывшие мужья, жены. Дети общие бегают. Так сразу, наверное, и не вспомнить, кто чей… Отметил среди сидящих в «карауле» у гроба еще лошадиное лицо Пепе Длинный Чулок, возвышающееся над остальными. Кивнул, одними губами прошептал: «Здравствуйте». Посмотрел в молчании некоторое время на полированную крышку гроба, соблюдая приличия, и вышел, уступая место иным желающим проститься.