Кажется, она была единственной в доме, кто отказывался пользоваться лифтом, утверждая, что ходить пешком полезней для здоровья. Рома жил на четвертом и подобным энтузиазмом не отличался. Усмехался всякий раз за закрывающимися дверями лифта, глядя, как Катюха легко взбегает по ступеням.

Полгода назад эта ее привычка стала его спасением.

Они редко общались в школе, а уж после выпускного если и виделись, то лишь мельком пару раз. Где-то в голове у Ромы отложилось, что Катюха собиралась поступать в тот же университет, что и он, только на экологию. В том, что ей это удастся, он не сомневался: этот бронепоезд всегда добивался своего. В школе Сорокина являла собой неистощимый источник энергии, участвуя абсолютно во всех проектах и олимпиадах, занимая в них первые места и досадуя, когда случался недолгий простой. Пожалуй, будь у нее в сутках сорок восемь часов, она и тогда ни секунды не сидела бы на месте, придумывая себе все новые дела и решая задачи со свойственным ей огнем и воодушевлением. Она и сама походила на какое-то пламя, мелькая в школьных коридорах огненно-рыжими волосами и тараторя со скоростью пожирающего сухой лес пожара. Рома не любил подобных одержимых и старался держаться подальше от этого протуберанца, чтобы ненароком не зацепило какой-нибудь очередной грандиозной идеей.

Собственно, грандиозная идея и вернула ему будущее.

Катя почему-то сразу поняла, что он не поступил. Разбираться в причине ее проницательности Рома не хотел, поэтому просто кивнул в ответ на прямой вопрос и вернулся к созерцанию стены.

— Ни в один? — уточнила, однако, навязчивая Сорокина, и Рома с каким-то глухим равнодушием рассказал о своем уговоре с отцом.

Денис Денисович Давыдов, подполковник российской армии, видел в своем сыне исключительно военного и наперед распланировал всю его сознательную жизнь, принимая Ромино увлечение компьютерными играми за юношескую блажь. Когда же выяснилось, что блажь эта проходить не собирается, а на горизонте замаячил закрытый южный городок, в котором не было не только дельных ВУЗов, но и нормального интернета, двое Давыдовых схлестнулись в отчаянном споре о Ромином будущем. Уезжать в богом забытые края младший Давыдов не собирался, о чем честно сообщил родителю. Тот в ответ заявил, что сын может поступать, как ему угодно, но в этом случае пусть не рассчитывает на его содержание во время учебы и на квартиру, которую Денис Денисович сдаст «более покладистым и разумным людям».

Разводила их по углам мать, которая очень мягко, но доходчиво объяснила обоим своим мужчинам, что каждый из них имеет право на собственное мнение, но в то же время должен уважать мнение родного человека и находить удовлетворяющие всех решения.

Таким решением стала для Ромы возможность подать документы на выбранную специальность, чем он и воспользовался.

— Одна попытка, — закончил он свою историю. — Если я провалюсь, уезжаю с ними на юг. Я провалился.

Катя вздохнула — хотя, наверное, вздохнуть должен был Рома.

— Все честно, — зачем-то проговорил он. Катя покачала головой.

— Честно, — согласилась она. — Кроме того, что это твоя жизнь, а кто-то считает, что может ей распоряжаться.

Рома поморщился. Правильные слова, но…

— Уговор есть уговор.

Катя фыркнула.

— Ты же не хочешь в армию, Давыдов! Это совсем не твое! Вечная обязаловка, строй, «так точно, товарищ капитан!» Ты в школе-то все по-своему делал и авторитетов не признавал. А теперь ломать себя собираешься?

Рома, вынырнув из омута печали, посмотрел на Сорокину с удивлением. Откуда она все это про него знала? Пусть даже президентом школы была, вряд ли подобные вещи водились в его досье.

— Военным не буду, этого я не обещал! — твердо заявил он. — А в остальном… Отслужу, черт с ним, год всего. Заодно подтяну английский. А следующим летом снова поступить попробую. Не конец света…

Кого он тогда уговаривал — себя, Катюху? Не хотелось, чтобы она его жалела.

Как оказалось, Катя и не думала этого делать.

— Потому ты и сидишь здесь, аки король на троне, — съязвила она и вдруг встрепенулась. — Ром, ты ведь еще не сказал отцу, что его взяла?

Рома мотнул головой: стыдно было признаваться в собственном малодушии, но Катюху не интересовало и это.

— Тогда пошли! — приказала она — и с такой радостной уверенностью, что у Ромы в душе против воли зажглась совершенно необъяснимая надежда. Он понимал, конечно, что Катюха Сорокина в сложившихся обстоятельствах ничем не может ему помочь, но все же покорно потащился за ней по лестнице на седьмой этаж, а потом чего-то ждал на кухне ее квартиры, пока сама она довольно громко разговаривала по телефону в соседней комнате за закрытой дверью. Когда закончила, глаза ее сверкали гневом, а лицо пылало.

— Уломала Строева! — непонятно пояснила она и, плюхнувшись на соседний стул, потянулась к графину с водой. Отпила, к Роминому удивлению, прямо из него. Потом, в него же и глядя, продолжила: — Отец у меня декан факультета естественных наук. Не думай, что я по его протекции поступила, я вообще хотела с другой ВУЗ пойти, раз он тут, но он пообещал не вмешиваться, а я всю жизнь на экологию собиралась… В общем, неважно. Важно то, что он тебя к себе возьмет, я договорилась.

— Куда «к себе»? — тупо переспросил Рома, не зная, что делать с Сорокиной, если его подозрения сейчас оправдаются. И они оправдались.

— На любую специальность, куда пройдешь по баллам, — добила она. — Не информационные технологии, конечно, но через год ты сможешь перевестись, и не придется терять время. А родителям скажешь, что при приеме документов ошибка произошла, — Строев подтвердит, если понадобится. Он, конечно, терпеть не может подобные вещи, но я заставила его признать, что, если бы ты сразу подал документы на его факультет, он взял бы тебя без всяких вопросов. Можно же считать, что ты их и подал, Ромка! Имел право!

Так Рома солгал первый раз в жизни. Должен был высказать неуемной бывшей однокласснице, что ее никто не просил вмешиваться, что он сам в состоянии решать свои проблемы, что из-за нее он нарушил данное отцу слово и теперь не будет себя уважать…

Пожалуй. Но уважать себя после подобной истерики он не смог бы точно. Катюха, в конце концов, просто желала ему помочь, ничего не прося взамен, и он сам уже пообещал, что отдаст долг при первой возможности. Хоть это-то слово должен был сдержать.

Раздобыть информацию о Карпоносе для Ромы было раз плюнуть, тем более что тот не скрывался, а напротив, всячески рекламировал себя, любимого, «дерзкого и остроумного ведущего самых разных мероприятий», и использовал любую возможность расширить свою клиентуру. Однажды он даже бесплатно провел праздник в детском доме, о чем руководство сего заведения не уставало напоминать на каждом углу, принося, вероятно, благодетелю немалую славу в нужных кругах. Впрочем, Рому это не касалось. Он искал способ заманить Карпоноса в обещанный Катюхе спор и, проанализировав все полученные сведения, нашел у того слабое место. Судя по всему, Карпонос был законченным карьеристом, а значит, не устоит перед теми перспективами, что могла обеспечить ему Катюхина протекция.