Плюс капсул в том, что ты видишь все, что происходит в клубе внизу, а тебя не видит никто.

— Три, два, один, — ёрничает за моей спиной Рязанцев. — Понеслась.

Свет на танцполе вспыхивает, музыка становится тише. Клуб заполняют люди с собаками и в спецформе.

Грубо кладут всех лицами в пол и начинают крошить тех, кто пытается качать права. Морщусь, как от зубной боли. Варвары.

— Ладно, — поднимается с дивана Рязанцев, вытирая руки салфеткой. — Пора идти работать великим и ужасным.

— Удачного вам улова, Тарас Петрович, — подхожу к столу и подаю руку.

Мой гость выходит из капсулы, а я возвращаюсь к своему наблюдательному пункту. Девчонка с танцпола не даёт покоя. Жалко будет, если такую красоту поломают.

Ищу ее взглядом в толпе и беспокойно осаживаюсь, когда вижу, как девчонку грубо поднимают на ноги, заламывают и уводят вместе с парнем в подсобные.

Вот это неожиданно… обтекаю я. Меньше всего она была похожа на дилера, но чего сейчас только не увидишь. Подхватываю пиджак со спинки дивана и выхожу из капсулы на лестницу.

Но проверить все-таки нужно. Жалко будет, если просто дура и случайно влипла.

Наверное, сейчас было бы гораздо лучше, если бы мой новый знакомый оказался маньяком, и мое бездыханное тело нашли бы утром грибники. По крайней мере, так бы меня оплакивали и жалели.

Потому что то, что происходит со мной сейчас, в миллиард раз хуже.

Ты хотела позора Теона? Браво! План выполнен на двести процентов, аж до третьего колена. Кажется, именно это близкое родство учитывается, когда о человеке пренебрежительно говорят, что он из семьи уголовника.

Уж лучше в деревню к родственникам отца. В самую дальнюю. Вечной прислугой и девственницей. Как эта, его сестра Ясмина. Ой, мамочка…

Мне хочется порыдать в голосину, но это ничего не решит. Поэтому, я просто молчу и закрываю глаза руками.

— Имя, фамилия, отчество, — рявкает над моей головой мужик в форме. — Я спрашиваю ещё раз. Или сейчас моя рука дрогнет и вместо пяти грамм в протоколе появится пятьдесят. А это, — выводит он голос на крик. — Это уже совсем другая статья!

Мне кажется, папа просто умрет, если завтра перед братьями и другими родственниками ему вдруг скажут, что его дочь оказалась наркоманкой, и ночью ее взяли в клубе, как дилера.

Слёзы жалости к себе текут по щекам горячими дорожками. В висках начинает пульсировать боль.

— Мне нужно позвонить, — выдавливаю из себя севшим голосом.

Надеюсь, Ирине они ничего не успели подбросить. Надо было ее слушать…

— Позвонишь, — подаётся вперёд мужик над столешницей. — Обязательно позвонишь, только сначала расскажешь, как зовут, сколько лет и как давно знаешь Люберецкого Романа Тимофеевича.

— Кто это? — совершенно искренне не догоняю я, поднимая голову и обводя глазами мужчин.

— То есть имени мужика, который тебя лапал ты тоже не знаешь, — констатирует полицейский. — Зафиксируй это в протоколе, капитан, — с ехидцей кивает мужчине помоложе. — Понятые, — поворачивает голову к двум официантам. — Вам хорошо слышно, как девушка отказывается сотрудничать со следствием, чинит препятствия и открыто признаётся в образе жизни женщины с низкой социальной ответственностью.

— Я такого не говорила, — шепчу упрямо. — Это, — киваю головой на небольшие пакетики на столе, валяющиеся среди помады и пудры, не мое.

— Однако, свидетели зафиксировали их местонахождение в вашей сумочке, — продолжает давить на меня мужчина.

— Мне это подбросили, — шепчу.

— О, — ехидничает полицейский. — Мою песню любимую «запела». Это не мое, мне подбросили, я этого человека первый раз в жизни вижу, и вообще ни грамм в рот ни сантиметра в жо… — осекается, оглядываясь на открывающуюся дверь кабинета.

В неё заходит ещё какой-то более титулованный мужик. Ну, по крайней мере, так можно судить по тому факту, что в его присутвии все вытягиваются в струнку и срочно придумывают себе дела помимо того, чтобы просто потешаться над моей хладной тушкой.

— Что тут у нас? — интересуется он вальяжно и заглядывает в протокол.

— Молчит, товарищ полковник, — лебезящие отзывается ему в ответ мой главный мучитель. — Не хочет, дура, дружка своего сдавать.

— А ты знаешь, — вдруг резко наклоняется полковник и нависает надо мной, заставляя вжаться в стену. — Сколько девочек и мальчиков убил этой дрянью твой дружок? Сколько матерей с удовольствием повыдёргивали бы тебе сейчас волосы…

— Да не знаю я ничего, — отвечаю, задирая голову, искренне надеясь, что хоть он мне поверит. — Я с ним в интернете пять часов назад познакомилась. Он сказал, что студент, учится и экстримом увлекается. Друг! — вдруг вспоминаю. — Там за нашим столиком ещё один парень Олег оставался!

— Капитан, проверь, — кивает на дверь полковник.

— Вы меня теперь отпустите? — интересуюсь сдавленным голосом. — Вы же понимаете, что я не похожа на наркоманку.

— Пффф, — хмыкает капитан. — Знаешь, если бы все преступники, были похожи на преступников, их бы всех давно пересажали. И у нас бы не было работы.

Дверь снова открывается, и в неё входит мужчина в штатском.

— Вы не против, Тарас Петрович, я поприсутсвую, — обращается он к полковнику и немного хмурится, разглядывая нашу напряжённую мизансцену.

— Не против, — кивает полковник и все-таки отходит от меня в сторону.

Вошедший мужчина вальяжно опускается в кожаное кресло.

Я кидаю на него осторожный взгляд и делаю вывод, что на полицейского он не похож. Слишком дорого выглядит: белоснежное поло, джинсы, дорогие кроссовки и часы. Небольшая фигурная щетина и… колечко в ухе? Но это не точно. Он сидит ко мне другой стороной.

— Имя, фамилия, отчество, — снова раздаётся над моим ухом.

Я закусываю губы, понимая, что вариантов у меня нет. Сказать все равно придётся.

— Обская Теона Руслановна, — выдыхаю.

— Возраст, — скребёт ручкой бумагу мужчина.

— Девятнадцать лет.

— Почему находитесь в ночное время на территории вне дома без паспорта?

Я не успеваю ответить на вопрос, потому что в кабинет возвращается капитан, он отводит полковника и моего мучителя в сторону, начиная бурным шёпотом что-то докладывать.

Я напрягаю слух, но все равно ничего не слышу.

Ставлю локти на стол и зажимаю виски, прикрывая глаза. Кошмар… Теперь у меня всего два варианта дальнейшей жизни. Один лучше другого: сесть в тюрьму или сдаться власти отца, который, наверняка меня вытащит из проблем. Все-таки не самый последний человек. Но взамен лишит права голоса навсегда.