— Мысли у меня непременно появятся, — согласиласья. Поведение Ларионова теперь не просто удивляло, оно ставило меня в тупик. Внашем серпентарии ничего просто так не делается, и если Ларионову понадобилось,чтобы я… Кто слово давал, что не позволит втравить себя в историю? —Судьба у меня такая, — дурашливо изрекла я, направляясь к двери.

— Что? — не понял Ларионов, следуя за мной.

— Ничего, — отмахнулась я.

Вот таким образом вместо того, чтобы ехать домой, яоказалась в больнице «Скорой помощи». Парень, о котором рассказал Ларионов,находился в реанимации, но нас к нему пустили, снабдив халатами, тапками имарлевыми повязками. Как я уже говорила. Дед у нас всему голова и часть его всемогуществараспространяется на его доверенных лиц, перефразируя древнюю пословицу: «Что неположено быку, запросто может Юпитер».

В сопровождении врача, молодой женщины с веснушчатым личикоми милой улыбкой, мы проследовали по коридору. Держа одну руку в кармане халата,а другой теребя стетоскоп на груди, она виновато сообщила, что состояниебольного ухудшилось. Далее пошли медицинские термины, в которых я ничего несмыслю, но суть все же уловила: у парня травмы, несовместимые с жизнью, ипросто удивительно, почему он до сих пор еще жив.

— Бывает, — философски заметила я, хоть меня никтои не спрашивал. Врач вроде бы растерялась, Ларионов нахмурился, а я пообещаласебе больше рта не раскрывать.

Больница «Скорой помощи» — старейшая в нашем городе.Когда-то это было достоинством, в том смысле, что здесь работали отличныеспециалисты. Но времена сменились, в больнице тоже произошли перемены, и не влучшую сторону. Многочисленные корпуса требовали ремонта, и не сегодня, а ещепозавчера. В отделении реанимации в коридоре стояли тазы и ведра, потому что спотолка капала вода, что неудивительно: дожди, а крыша худая. «Не приведигосподи здесь оказаться», — подумала я и затосковала. Отцов бы города сюдана месяц принудительного лечения. Впрочем, Дед о народных проблемах знал и обольнице на днях что-то говорил оптимистично и многообещающе. Следовательно, ия могу смотреть в будущее с оптимизмом. Привезут меня сюда, а здесь светлаяпамять о тараканах, по две нянечки на каждую палату и никаких тебе тазиков.

Глупые мысли пришлось оставить, потому что мы приблизились ктретьей палате, где лежал интересующий нас гражданин. Возле палаты я обнаружиламилиционера. Сидя в кресле, он увлеченно читал потрепанную книжку. Подойдяближе, я смогла убедиться, что он неравнодушен к отечественной фантастике, ипорадовалась за него: дежурство с источником знаний проходит не в примербыстрее. На нас парень взглянул без особого интереса и продолжил чтение.Ларионов кашлянул, привлекая его внимание, и парень еще раз взглянул на него,прикидывая, стоит ли реагировать или нет. Что-то в лице Ларионова намекнуло,что стоит, потому что молодой человек поднялся, захлопнув книгу, и теперьстоял, переминаясь с ноги на ногу, знать не зная, что делать. Особо напрягатьсяпри виде штатских вроде бы ни к чему, однако есть подозрение, что прибылоначальство.

— Я распорядился поставить охрану, — сказалЛарионов, обращаясь ко мне и выделив местоимение "я". Я пожалаплечами, мол, правильно сделал, и стала ждать, что будет дальше.

Тут вслед за нами в коридоре появился милицейский капитан.Парень быстро сунул книжку под кресло и изобразил лицом готовность служитьОтчизне изо всех сил. Капитан, не обращая внимания на подчиненного, раскланялсясо мной и поздоровался за руку с Ларионовым.

— Новости есть? — на всякий случай спросилЛарионов.

— Никак нет, — с избытком рвения отрапортовалдежуривший у палаты парень и добавил вполне по-человечески:

— Все тихо.

— Ну, что ж, давайте навестим больного, —предложил Ларионов. Повернулся к капитану и спросил:

— Вы знакомы с Ольгой Сергеевной?

— Лично не довелось, но много раз видел потелевизору, — ответил капитан и довольно улыбнулся, после чего поспешилпредставиться:

— Абрамов Сергей Степанович. — Он протянул руку, ия ее пожала. Врач на происходящее взирала с завидным терпением.

— Пожалуйста, тише, — попросила она. — И повозможности не затягивайте визит.

Она открыла дверь, пропуская нас вперед, Ларионов шагнулпервым, но вдруг решил быть джентльменом и отступил в сторону. Я вошла впалату.

Палата была небольшой, окно напротив приоткрыто, что меняудивило. В медицине я, конечно, не сильна, но, по-моему, в реанимации окон неоткрывают.

— Это что такое? — ахнула врач, она, как и я, тутже обратила внимание на окно.

— Ё… — буркнул капитан весьма эмоционально, и тогда яперевела взгляд на кровать: человек, который лежал на постели, был с головойукрыт простыней, а в том месте, где у него была грудь, на белой тканирасплылось красное пятно. Ларионов шагнул вперед, сдернул простыню, и я увиделамужчину неопределенного возраста с развороченной выстрелом грудью.

— Боже мой, — пробормотала врач и повторила:

— Боже мой…

— Да я его, подлеца… — прошипел капитан и метнулся кдвери. Ясно, что теперь любителю фантастики не поздоровится, хотя я не уверена,что, стой он у двери навытяжку, мы застали бы в палате иную картину.

— Парня пристрелили, сказал Ларионов и досадливопокачал головой. — Хотя какой смысл, если он и так бы умер со дня на день?

— Значит, некто не был в этом уверен, — пожала яплечами.

Трупы мне не нравятся, и этот был мне совершеннонесимпатичен, но стало ясно, что теперь просто так повернуться и уйти неполучится.

— Он должен был скончаться от побоев, — продолжилая. — Но не скончался. И это так кого-то расстроило, что он не поленилсяподняться на третий этаж.

Я подошла к окну и осторожно выглянула. Я не надеялась, чтонедавний визитер оставил следы, профессионалы следов не оставляют, но вдругповезет и этот окажется не профессионалом. Врач покинула палату вслед закапитаном, и мы остались с Ларионовым вдвоем.

— Кстати, подняться сюда легче легкого, —вздохнула я. — Тут рядом какая-то труба, а в трех шагах дерево. Как позаказу.

— Теперь ты понимаешь, как это серьезно? — спросилЛарионов, и я кивнула:

— Еще бы.