– Отдохнуть приехал, – коротко ответил я.

Петр Сергеевич смерил меня недоверчивым взглядом.

– Один? Без родителей?

– Они не обязаны меня сопровождать. Мне в следующем году исполняется восемнадцать.

– Да хоть сорок, – пренебрежительно отозвался он. Он неторопливо достал из нагрудного кармана пачку «Парламента», ловко выбил оттуда сигарету и, сунув ее в рот, полез в брюки за зажигалкой. – Психам без разницы, восемнадцать им или сорок. Хотя, думаю, до сорока ты не доживешь.

В ушах что-то оглушительно треснуло, словно разорвалось, окончательно и бесповоротно.

– Простите? – хрипловато спросил я. – Что вы сказали?

– Что слышал, шизик, – произнес Петр Сергеевич, с наслаждением закуривая. Глубоко затянувшись, он выпустил кольцо белого дыма прямо мне в лицо. – Думаешь, раз живем в такой глухомани, ни на что не способны? Я ведь навел о тебе справки. Ты шизик. И родился от шизика. Насчет мамаши твоей не знаю, а вот батя точно двинутый был на всю голову. Про твоих приемных предков ничего не могу сказать, но гены-то не обманешь.

Я глубоко вздохнул, мысленно считая до десяти. По идее, это должно сработать.

– Я могу идти, Петр Сергеевич?

Не без злорадства я отметил, как в бесцветных глазах милиционера мелькнула досада. Конечно. Наверняка он рассчитывал, что я вспылю и огрызнусь в ответ. Но эти времена, когда такая реакция была для меня обычным явлением, давно прошли.

– Если ты приехал отдыхать, то где твои вещи?

Я беззаботно пожал плечами.

– Я привык путешествовать налегке.

Цепкий взгляд мужчины остановился на пакете, в котором нагревалось вино.

– Что у тебя там? Пакет вроде Дашкин.

Он шагнул ко мне, и я непроизвольно попятился назад. Ухмыльнувшись, Петр Сергеевич подошел вплотную и, не вынимая сигареты изо рта, схватил меня за руку, которой я держал пакет.

Я стиснул зубы.

Нет, не сейчас.

Может быть, чуть позже.

Заглянув внутрь, отец Марины поднял голову.

– Понятно. Развлечься решил?

Он подмигнул мне, но я видел, что милиционера буквально колбасит от ярости.

– Она вчера весь вечер переписывалась с какой-то «Таней», парень. Но я знаю, что среди подруг Марины никакой Тани нет. Я слежу за тем, с кем водит знакомства моя дочь! И я думаю, что если сейчас проверю твою мобилу, то увижу, что ты и есть та самая «Таня»! Как думаешь?

– У меня есть свое имя, – сказал я, стараясь не встречаться с его пристальным взглядом. – Я не Таня. Если вы об этом.

– К кому ты приехал? Если ты мужик, то не станешь врать. Если тряпка – соврешь, – вполголоса проговорил Петр Сергеевич. – Скажешь правду, я отпущу тебя. Нет – будут проблемы.

– Проблемы? – глупо переспросил я.

Он нехотя разжал пальцы, выпуская мою кисть. Несмотря на худосочность и внешнюю неказистость, хватка у мужика была стальной, и я чувствовал, что моя рука словно побывала в тисках.

– Не включай дурака, – скривился Петр Сергеевич. – Ты приехал к моей дочери. Скажи, что это не так. Ну? Я прав?

– Нет, – ответил я, и неожиданно для самого себя мой рот разъехался в улыбке. – Вы ошиблись. Я приехал не к ней. И вообще, она мне надоела.

Он понятливо кивнул и, неожиданно подавшись вперед, плюнул на меня окурком. Я отшатнулся, но ненавистный бычок все же попал мне прямо в грудь, оставив на белой материи серое пятнышко пепла. Я раздавил упавший на асфальт окурок кроссовкой, а когда поднял голову, в меня летел кулак.

В голове что-то отчетливо щелкнуло, будто кто-то невидимый включил рубильник, а перед глазами заискрилось. Нелепо взмахнув руками, я приземлился на ягодицы. К счастью, бутылка с вином осталась цела, в отличие от носа, из которого тоненькой струйкой зазмеилась кровь.

Петр Сергеевич присел на корточки, с деланым сочувствием глядя на меня.

– Хочешь, я тебя сейчас в «обезьянник» отвезу? – мягко спросил он. – Переночуешь с бомжами. А дежурный следак тем временем оформит протокол по изъятию у тебя травы.

– Какой… травы? – булькнул я.

Петр Сергеевич весело засмеялся:

– Такой травы, шизик. Будто не знаешь. От которой потом балдеют. Так что получишь свой «трешник», к гадалке не ходи. И свидетели есть – вон, Санек уже «девятку» свою почти добил. Я ему за нужные показания еще бухла куплю.

Я наконец опустил голову, внимательно разглядывая милиционера. Капля крови, повисев секунду на подбородке, все-таки шлепнулась на футболку. Твою мать. И морда разбита, и майка испачкана.

«Как я в таком виде появлюсь перед Мариной?!»

– Зачем вам все это? – осторожно спросил я.

– Затем. Потому что я терпеть не могу таких, как ты, – сказал Петр Сергеевич. Демонстративно шмыгнув носом, он харкнул вязкой слизью на асфальт. – Белоручка гребаный. Городской соплежуй. И не подкатывай к Марине. Оторву яйца, усек?

Он поднялся на ноги.

– В нашем ДК сегодня дискотека. Узнаю, что ты трешься возле моей дочери, – размажу. Я тебя предупредил.

С этими словами Петр Сергеевич сел в машину, хлопнув дверью. Высунув в окно загорелый локоть, он добавил:

– На твоем месте я бы валил отсюда. Последний автобус через сорок минут. Иди окунись в море, бухани своего винца, а потом чеши на все четыре стороны. Это мой последний добрый совет, Таня.

Фыркнув, милицейский автомобиль неспешно покатился прочь. Санек, прикончивший «девятку», помахал ему рукой, и я скрипнул зубами.

Потом я поднялся на ноги, отряхивая джинсы. Забыв при этом, что моя ладонь перепачкана кровью, но было уже поздно – теперь не только футболка, но и джинсы были в багровых пятнах. Хорош гусар, в общем. Именно в таком виде я и мечтал весь год появиться перед любимой.

Я посмотрел в сторону магазина. Наверняка у тети Даши есть в продаже салфетки, а даже если и нет, уверен, она дала бы мне какую-нибудь тряпку. Однако, поразмыслив немного, я развернулся, решительно зашагав в сторону моря.

На хрен эти салфетки.

«…бухани винца, а потом чеши… Таня».

И тебя на хрен, Петр Сергеевич. Отсоси, старый мудозвон в погонах.

* * *

Пляж был практически пустынным, не считая двоих загорелых мальчишек, которые рыбачили возле причала. Да и кому тут быть-то? Прибой – вечно сонный поселок с диким пляжем, представлявшим собой узенькую полоску блеклого песка. Местные купаются в море редко, это я заметил еще два года назад, когда мы познакомились с Мариной. А туристов тут почти не бывает, разве что случайным проездом.

Я быстро окунулся в море, после чего предпринял попытку отстирать свои шмотки. Из этого ничего не вышло, но я не особенно расстроился. Кровь – штука въедливая. Если присохнет, ее даже специальными средствами фиг выведешь, это я уже хорошо знаю…