Свою главную задачу диверсанты и террористы «активной разведки» так и не выполнили: народного восстания в Западной Белоруссии и Западной Украине не вышло. После же того, как в августе 1924 года польское правительство решило создать Korpus Ochrony Pogranicza (Корпус охраны границы), активность советских диверсионных отрядов и вовсе сошла на нет: до конца того же года польские пограничники успешно отбили 89 нападений советских диверсантов, уничтожили 51 банду, задержав около пяти тысяч нарушителей границы.

Зачем, кстати, самим «спецназовцам» понадобилось атаковать советскую же заставу, неясно. Может, уходившие от преследования боевики в сумерках приняли советскую заставу за польскую? Или советские пограничники вообще первыми открыли огонь по рвущимся через границу неизвестным в польской форме?

Разборка по-кремлевски

Политбюро, собравшись 27 января 1925 года, вновь рассмотрело вопрос о нападении на Ямполь. Все было уже очевидно, и Политбюро постановило создать комиссию в составе секретаря ЦК РКП(б) Валериана Куйбышева, председателя ОГПУ Феликса Дзержинского, члена Реввоенсовета (РВС) СССР Иосифа Уншлихта, только что назначенного наркомом по военным и морским делам Михаила Фрунзе и наркома иностранных дел Георгия Чичерина. Задачу комиссии сформулировали четко: «Для рассмотрения и установления формы работы Разведупра за границей и целесообразности дальнейшего существования Разведупра в том виде, в каком он до сих пор вел свою работу». При этом, невзирая на очевидность того, что заставу атаковали «свои», Чичерину поручили сочинить ноту для поляков, где в нападении на советскую заставу и советскую территорию обвинялись бы части польской регулярной армии!

18 февраля Дзержинский представил комиссии Куйбышева свой проект постановления об «активной разведке», написанный в весьма резких выражениях. «Железный Феликс» был категоричен: «Активную разведку в настоящем ее виде (организация связи, снабжения и руководства диверсионными отрядами на территории Польской республики) — ликвидировать». И чтоб отныне «ни в одной стране не должно быть наших активных боевых групп, производящих боевые акты и получающих от нас непосредственно средства, указания и руководство». Но раз уж сейчас все эти банды и отряды уже «существуют и целесообразны (что определяется в чисто партийном порядке)», то вся их «работа» и «боевая» деятельность хотя бы «должны быть руководимы и находиться в полном подчинении у национальных партий, действующих в данной стране. Эти группы должны выступать, руководствуясь и от имени исключительно их революционной борьбы, а не СССР». И раз уж они теперь, так сказать, «революционные повстанцы», то они тогда «не должны ставить себе целью и заниматься разведывательными и другими заданиями в пользу военведа СССР. Этими вопросами они занимаются для своих революционных целей».

Далее Феликс Эдмундович настаивал на том, что вся «зона границы на нашей стороне должна быть целиком очищена от активных партизан, которые самостоятельно переходят границы для боевой работы». При этом всех «надо эвакуировать, никоим образом, однако, не озлобляя их, но, наоборот, оказывая как им, так и перешедшим на нашу сторону или эвакуированным с той стороны партизанам помощь. Их в общем (кроме ненадежных) не надо распылять, а свести в военные единицы или другие группы с тем, чтобы в случае войны или другой необходимости использовать их как ценнейший материал». Совсем от боевой работы Дзержинский отказываться не собирался, разве лишь «вместо настоящей активной разведки должны быть организованы самым конспиративным образом в Польше и других соседних странах комендатуры по образцу польской ПОВ. Эти организации активны только во время военных действий. В мирное же время изучают военные объекты, весь тыл противника, изучают людей, завязывают всюду связи и т. д., т. е. подготовляются к деструктивной работе во время войны в тылу у противника. С партией они никоим образом не связаны, работники их не состоят в партии. Во время революции они передаются в ее распоряжение». Посему уже в мирное время «на нашей зоне организуются строго законспирированные небольшие боевые группы с необходимым вооружением», которые должны вступить в действие лишь «в случае занятия нашей территории противником». Главное требование Дзержинского — отныне подчинить все такие операции чекистам: «Ответственность за состояние границ и переход через них партизан возложить целиком на органы ГПУ». Что же касаемо официальной публичной оценки собственно Ямпольского нападения, то тут ФЭД по-большевистски тверд: польским обвинениям «должен быть дан твердый отпор», поскольку «Польша не имеет никаких прямых (кроме догадок) улик против нас. Этого нельзя забывать». Не пойман — не вор?

Наказать же «за организацию известного дела и отдачу приказа без получения на то разрешения или указаний со стороны его прямого начальника» Дзержинский предложил лишь полпреда ОГПУ по Западному краю и председателя ГПУ БССР Филиппа Медведя. Наказание своему подчиненному председатель ОГПУ выбрал страшное: «Объявить строжайший выговор (ввиду смягчающих вину обстоятельств только такая мера взыскания)». Интересно, что же это за «смягчающие вину» обстоятельства вдруг обнаружились? И за что наказали, если это операция «соседей»? Значит, глава белорусского ГПУ был в курсе этой акции, обеспечив ее по своей линии? «Забыв» при этом поставить в известность своего прямого, непосредственного и высшего начальника — Дзержинского. Видимо, т. Медведю было хорошо ведомо, что операция проводится через голову «пламенного Феликса».

На заседании Политбюро 25 февраля 1925 года проект Дзержинского основательно смягчили, приняв постановление «О Разведупре», с грифом «совершенно секретно», разумеется. Первый же пункт гласил: «Активная разведка (диверсионные, военно-подрывные группы и пр.) в первый период ее существования была необходимым дополнением наших военных мероприятий и выполняла возложенные на нее из центра боевые задачи». В переводе с партийного новояза этого означало: не было никакой самодеятельности — была нужная работа по приказу центра, читай: Политбюро. В постановлении утверждалось, что «с установлением более или менее нормальных дипломатических отношений с прилегающими к СССР странами» от Разведупра якобы «неоднократно давались директивы о прекращении активных действий». Но, мол, тут-то и пошла полная самодеятельность, поскольку «приобретенные за предшествующий период традиции у организованных за рубежом групп, а также слабость руководства со стороны коммунистических партий стихийно нарастающим движением зарубежного крестьянства, из которого комплектовались кадры диверсионных групп активной разведки, не давали возможности организационно руководить этими группами, часто не соблюдавшими даваемые директивы. Отсюда целый ряд выступлений, причинявших вред нашей дипломатической работе и затруднявших работу соответствующих коммунистических партий». Особенно умиляет пассаж про «зарубежное крестьянство»: в этот разряд, видимо, записали таких матерых диверсантов, как Орловский, Ваупшасов, Корж и Рабцевич.

После этой преамбулы последовала собственно «амбула». Поскольку «ввести в нужное русло работу зарубежных партизанских групп» одним лишь «путем циркуляров» уже невозможно (а иных средств оперативной связи еще не было), Политбюро постановило: «активную разведку в ее настоящем виде — ликвидировать», и «ни в одной стране не должно быть наших активных боевых групп, производящих боевые акты и получающих от нас непосредственно средства, указания и руководство», а всю боевую и «повстанческую» работу передать в распоряжение компартий «данной страны». Причем все эти группы отныне должны «решительно отказаться» от разведывательной «и иной работы в пользу Военведа СССР». Прочие же группы «активной разведки, а также военно-подрывные и диверсионные группы», не вошедшие в «круг партийной организации», предписано было ликвидировать. «Активную разведку в настоящем виде» предлагается видоизменить, «для чисто военных целей» организовав «в соседних государствах самым конспиративным образом особые пункты», никоим образом не связанные с партией — «для подготовки к деструктивной работе во время войны в тылу противника». Расконспирированные на границе «начальники и руководители бывшей активной разведки сменяются немедленно», а «на нашей зоне организуются строго законспирированные небольшие боевые группы с необходимым вооружением», которые, однако, должны были приступить к действию лишь «в случае занятия нашей территории противником». Политбюро согласилось с предложением Дзержинского, что «пограничная зона на нашей стороне должна быть очищена от активных партизан, которые, как констатировано, самостоятельно переходят границы для боевой работы». При этом Политбюро строго указало будущим «очистителям» (т. е. чекистам): «Не озлобляя их и оставляя на учете для использования в случае войны, их следует эвакуировать во внутренние округа». И уже для «безболезненного проведения» масштабных мероприятий по выводу с чужих территорий этих формирований «активной разведки», их расформированию, консервации, и, главное, «для избежания недовольства, отрыва или вырождения отдельных групп или лиц» Политбюро решило, что абсолютно «необходимо ассигнование соответствующих сумм». На будущее, как записано, необходимо «установление и удовлетворение твердой сметы в размерах, гарантирующих организованную и выдержанную работу всех сотрудников». Все правильно: диверсии и террор — та же работа, так что энтузиазму, даже и революционному, здесь не место, даешь строгий оклад.