Фил покачал головой.

– Ты точно пьян.

– А мне нравится, – вдруг подхватил Тим.

– Мой отец будет на том ужине, – оправдывался Фил. – Он же меня собственными руками за такое придушит.

– А ты постарайся, чтобы не придушил, – подмигнул приятелю Джефф. – Добудь подвязку, и кукарекать не надо.

– Я в деле, – решительно ответил Тим и посмотрел на остальных. – Не трусьте. Действительно, сколько можно одни и те же запонки из кармана в карман перетягивать? До старости?

– Ладно, – выдохнул Генри, – я тоже в деле. В конце концов, давно хотел поквитаться к Кэтрин. Фил, ты с нами?

– А у него выбора нет, – просвистел Джефф. – Трое против одного. Либо он делает, как все, либо пусть забудет про «Сорняки».

– Я с вами, – сдался Фил и тяжело вздохнул.

Ударили по рукам сразу. Сразу же и дали друг другу слово джентльмена, что участие должно быть честным, и лучше проиграть и опозориться перед доброй половиной университета, чем солгать приятелям и выдать за подвязку мачехи (как и кузины Кэтрин) подвязку какой-нибудь девицы лёгкого поведения.

Вечер клонился к ночи, и вдохновлённые спором авантюристы вновь уселись за карты. И только Тим устало повёл носом, махнул на вист рукой, бухнулся на диван неподалёку, стянул со столика утреннюю газету и, делая вид, что читает, прикрыл глаза.

В Девонсайде, где отец поселился с новой женой, Тим не был с двенадцати лет. И если до того, как в дом вошла новая хозяйка, Тим был на домашнем обучении, то сразу после свадьбы отец решил, что сыну больше не место в доме, и круглый год Тим должен проводить в частной школе для мальчиков и даже оставаться там на каникулы. А, если будет нужно, лорд Андервуд сам приедет к нему – тогда и повидаются.

Поначалу Тим мало что понимал, потом бесился от злости, потом свыкся, завёл таких же друзей по несчастью, как и он сам, понял, что пользы от отцовских денег может быть куда больше, чем от отцовской любви, общаться с ним перестал окончательно, зато стабильно проверял свой банковский счет, который так же стабильно пополнялся. Колесо крутилось, жизнь шла, диплом юриста и адвокатская практика уже маячили на горизонте, и вот теперь пришла пора вернуться в Девонсайд… Всего на две недели, а, может, и меньше, но Тиму уже было плохо от этой мысли. Его крутило, голова разболелась, и ничего не хотелось, только лежать на диване и делать вид, что дремлешь, хоть это и было неправдой.

Голоса друзей только подливали масла в огонь. Громкие, они напоминали маленькие молоточки и беспощадно били по вискам, усиливая боль. Злобно скомкав газету и швырнув её в угол, Тим закрыл уши руками, повернулся спиной к приятелям и снова закрыл глаза. На душе было противно, в горле от алкоголя тоже, и даже носу было нехорошо, так как воздух в «Сорняках» насквозь пропитался сигарным дымом, и дышать было уж очень тяжело.

Постепенно шум стих, а перед глазами вместо диванной спинки растянулись бескрайние поля Девонсайда. Зелено-лиловые летом и золотые ранней осенью, они были полны уюта и покоя. Тим помнил, как,  будучи ещё совсем мальчишкой, бегал по ним, а за ним следом бегали две няньки, пытаясь схватить шалопая и вернуть домой прежде, чем он вывихнет ногу или запнётся о грабли. Шалопай ловился с трудом, чаще всего всё-таки сбегал, потом падал в заболоченный пруд и доставлялся местным рыбаком или пастухом к воротам Девонсайда весь мокрый, в порванных штанах, с илом и жабами в карманах.

Мать никогда не ругалась, только качала головой, велела слугам высушить и переодеть сына, тут же укладывала его в кровать и поила горячим молоком с пенкой. Пенка была противной, но Тим терпел, а мать так и сидела у его кровати весь день, а потом и всю ночь, потому что после таких «прогулок» у мальчишки обычно поднималась температура, начинался озноб и кашель, и веселья было мало, разве только слушать истории, которые мать ему время от времени читала. Но в один снежный зимний день всё оборвалось...

Тим заворочался на узком диване. Подложенная под голову рука затекла, прикрытым глазам было хорошо и комфортно, хотя чуть ранее их слепил яркий свет, идущий от люстр с потолка, а вот ногам стало совсем неудобно, потому что диван был Тиму далеко не по росту. Но лежать всё равно было можно, если бы только за плечо не дёргали, а дёргали с каждой секундой всё сильнее и сильнее, так что Тим поморщился и открыл глаза. Над ним нерушимой скалой высился мистер Пайк.

– Мистер Андервуд, – суровым тоном начал смотритель клуба, – мы закрываемся.

Тим сел, потёр заспанное лицо и, часто моргая, уставился на того, кто его разбудил.

– Мистер Андервуд, – тон мистера Пайка стал суровее, – вы слышали? Мы закрываемся. Все джентльмены давно разъехались, и ваши друзья тоже.

– Как? – пробормотал Тим. – Фил и Генри тоже? И даже Джефф?

– Мистер Пирсон, мистер Блумфильд и мистер Сандерс вызвали кэб и уехали в направлении Ист-сайда. Полагаю, вам лучше знать, куда именно. Кэб был под номером b-414, кэбмен – высокого роста и с чёрными бакенбардами.

– Разве я спрашивал о кэбмене? – простонал Тим, потому что в висках снова запульсировало.

– Это на тот случай, если захотите справиться о друзьях в соответствующей службе.

– Я лучше домой...

– И правильно, мистер Андервуд. – Смотритель поддержал Тима за локоть, помогая встать. – Вам вызвать кэб?

– Я совсем домой, – выдал Тим и на ватных ногах направился к лестнице, а затем и к выходу из клуба. Его сильно вело, в глазах двоилось, а в горле першило. – В Девонсайд.

Всегда равнодушный до заявлений посетителей мистер Пайк удивленно икнул.

– Мистер Андервуд, сейчас же ночь. Вокзалы закрыты, и только сумасшедший возьмётся везти вас в такую даль. Идите домой и хорошенько выспитесь. И, позвольте, я вам всё же вызову кэб, а то как ограбят ещё по дороге. У вас вон бумажник из кармана торчит.

Тим остановился, прислонился плечом к колонне, чтобы не упасть, вытащил портмоне из крокодиловой кожи из одного кармана жилета и принялся толкать в другой. Толкалось плохо – Тим махнул рукой и оставил всё, как есть.

– Кэб сейчас будет, – суетился мистер Пайк. – Отвезёт вас на Реджент-стрит, а завтра будете о Девонсайде думать.

– Мне срочно нужно в Девонсайд. – У Тима уже заплетался язык. – Но если вы настаиваете...

– Настаиваю, – стоял на своём смотритель, а после вздохнул. – Ох, и что с вами делать? С вами, мистер Андервуд, и с вашими друзьями? И чего вам от жизни надо? Всё ведь есть...

– Я бы сказал, что мне надо, – фыркнул Тим, вспомнив о споре о подвязке, – но вы этого не одобрите.

Вскоре по ту сторону дверей раздалось ржание уставшей за день лошади и цокание копыт. Пора было отдёрнуть на себе пиджак, надеть шляпу и, как и подобает джентльмену, с гордо поднятой головой и расправленными плечами, сесть в повозку, как Тим вдруг остановился, похлопал себя по бокам, потом рассеянно посмотрел под ноги и даже повертелся на месте.