В наше время такие взгляды еще более широко распространены благодаря теории знания Канта и многочисленных преемников его. В «Критике чистого разума» Кант задается целью установить условия возможности научного опыта. К числу таких условий, как он старается доказать, принадлежит закон причинности, который он формулирует так: «все, что случается (начинает существовать), предполагает нечто, зачем оно следует по правилу».[11] Из этой формулировки и рассуждений Канта видно, что под законом причинности он разумеет не только необходимое возникновение действия В за причиной А, но еще и единообразную, правильную повторяемость этой пары причинно связанных явлений. Иными словами, у него нет понятия индивидуальной причинности: всякое положение, устанавливающее связь причины и действия, есть, по его мнению, закон, правило возможного многократного повторения связи А и В. Если бы такого единообразия природы не было, если бы она не обладала строением, выразимым в общих законах, тогда, думает Кант, не была бы возможна наука о природе.

Закон причинности есть, по учению Канта и его преемников, закон познаваемых явлений и вместе с тем закон самого мыслящего о явлениях рассудка, так как система познаваемых явлений есть построение рассудка. Поэтому Т. Липпс, напр., говорит: «идея беспричинного хотения совершенно лишена смысла. Она представляет собой утверждение, чуждое мышлению».[12]

Аристотель, признавая свободу, считал в виду этого будущее неопределенным и утверждал поэтому, что два противоречащие друг другу суждения о будущем, напр. «завтра я выйду из дому» и «завтра я не выйду из дому» оба до известной степени одинаково истинны. В этом с ним согласны также Эпикур и Лукреций.

Аристотель, конечно, был не прав: из двух противоречащих друг другу высказываний о будущем несомненно уже теперь одно соответствует, а другое не соответствует будущему факту и потому одно содержит в себе истину, а другое не содержит ее. Я могу не знать, которое из высказываний выражает истину, однако эта неопределенность есть лишь мой собственный недостаток, а вовсе не свойство смысла самих высказываний. Философ мегарской школы Диодор Крон (ум. в 307 г. до Р. Хр.), указывая в противоположность Аристотелю на то, что всякое высказывание о будущем есть или истина или заблуждение, приходил отсюда к выводу, что все совершается необходимо; не только «Сципион умрет» — но и «ночью в постели, вследствие насилия». Точно так-же рассуждает и стоик Хризипп.[13]

Научные предсказания были бы невозможны, говорят многие философы, если бы существовала свобода воли. Шопенгауер говорит, что свободно возникающие явления могли бы быть предусмотрены заранее только путем ясновидения, но не путем научного вывода. Однако в действительности, по крайней мере в царстве явлений (событий во времени), свободы нет, все возникает необходимо по законам и потому научные предсказания возможны. Даже душевная жизнь человека принципиально не отличается в этом отношении от других явлений. Кант и Шопенгауер говорят, что, изучив до последних деталей эмпирический характер человека, можно было бы предсказать его поступки так-же точно, как астроном предсказывает солнечное затмение.[14]

Некоторые философы и религиозные мыслители полагают, что если бы существовала свобода воли, сам Бог не мог бы предвидеть будущего. Поэтому, во имя Божественного всеведения, они отрицают свободу воли. Так, Лютер в своем трактате «De servo arbitrio» (О рабстве воли) говорит: «Бог все предвидит не случайно, а потому, что все провидит, предполагает и осуществляет своей неизменной, вечной и непогрешимой волей».[15] Рядом с этой Божественной волей нет места для свободы тварей.

Наконец, в заключение упомянем один косвенный эмпирический довод в пользу детерминизма, ссылку на, так называемую, моральную статистику. Сторонники детерминизма говорят, обыкновенно, что если бы существовала свобода воли, был бы необъясним факт устойчивости статистических цифр. Статистика, напр., преступлений, совершаемых в какой либо стране в течение ряда лет, при однородных условиях, дает весьма близкие цифры; при этом почти неизменными оказываются также виды преступлений, распределение их по месяцам и т. п. Если же цифры оказываются изменившимися, то можно найти условие, вызвавшее эту перемену. Так, количество браков растет или падает в связи с уменьшением или увеличением цен на хлеб, в связи с уменьшением или возрастанием цифры налогов и т. п. Таким образом, изменения статистических цифр еще яснее говорят в пользу детерминизма, чем устойчивость их.

Если всякое желание человека, хотение, решение и т. п., а также всякая мысль, поступок, даже всякий жест необходимо вытекают из его характера и предыдущих состояний, то откуда же является у человека сознание свободы? На этот вопрос детерминисты дают ряд различных ответов. Так, Спиноза говорит, что сознание свободы есть результат незнания человеком причин его хотений. Камень, падающий на землю, если бы он сознавал свое падение, говорит Спиноза, также воображал бы, что он падает свободно.[16]

Другие детерминисты говорят, что ссылка на непосредственное сознание в защиту свободы воли есть результат недоразумения, именно смешения свободы воли с различными другими видами свободы, напр. со свободой действия. Отсутствие чувства принуждения при возникновении хотений объясняется обыкновенно тем, что хотение возникает из природы самого человека, в силу внутренней причинности, а не под давлением извне.

Практические следствия, выводимые из детерминизма противниками его, с целью вызвать сомнения в его правильности, не особенно пугают детерминистов.

Защитники свободы говорят, что если бы детерминисты были правы, то живое существо, находящееся под влиянием двух равносильных мотивов, не способно было бы принять никакого решения.

Чаще всего эта мысль иллюстрируется примером «Буриданова осла», — осла, который, стоя между двумя совершенно одинаковыми связками сена, должен был бы умереть с голоду, говорят противники детерминизма, если бы не было свободы воли.[17] Лейбниц, анализируя этот пример, показывает, что он не страшен для детерминистов потому, что содержит в себе условие, не осуществимое в действительности: два абсолютно одинаковые мотива невозможны. В частности, в данном случае для равенства мотивов необходимо было бы, чтобы мир был разделен на две абсолютно равные половины с одинаковым освещением, одинаковым распространением аромата сена и т. д., что невозможно.

Несравненно большее значение имеют указания на то, что детерминизм глубоко изменяет смысл, если не вовсе лишает смысла, такие переживания, понятия и ценности, как раскаяние, вина, ответственность, долг, добро, зло и т. п. Этот вопрос будет рассмотрен в следующей главе после ознакомления с видами детерминизма.

Глава III. Детерминизм

1. Виды детерминизма

Приступая к рассмотрению определенных видов детерминизма, отличим от детерминизма — фатализм. Под этим термином, если мы хотим придать ему точное