– Ваше величество, – вошедший дриксенец сдержанно поклонился, – я счастлив видеть вас в добром здравии.

– Мы благодарны. – Катари говорила почти спокойно, но полностью владеть своими чувствами она так и не выучилась. И не надо. Пара недель, и для девочки все кончится. Хотя бы для нее.

– Граф, при нашей беседе присутствует мой кузен. Герцог Эпинэ военный, а не дипломат. Мы думаем, так будет спокойнее…

– Спокойнее? – переспросил дриксенец. – Ваше величество имеет в виду то, что наши державы оказались в состоянии войны прежде, чем об этом было должным образом объявлено? Я весьма огорчен обоими обстоятельствами. Дриксенскую сторону в какой-то мере извиняют лишь события в Талиге. Мой кесарь по не зависящим от Дриксен причинам не мог объявить о своих намерениях его величеству Фердинанду и герцогу Алва. Если мне или моему доверенному курьеру будет разрешен проезд по землям талигойской короны, необходимые бумаги окажутся в Олларии в самое ближайшее время.

– Это не имеет смысла, – Катари вздохнула и чуть заметно покачала головой, – дважды не имеет. Война между нашими странами бессмысленна. Она с перерывами длится века и ничего не приносит, кроме смертей и орденов, хотя вам, мужчинам, второе важнее первого… Простите, мне все труднее чувствовать себя королевой. Я – женщина, которая скоро подарит миру новую жизнь. Я не хочу крови… Я рада, что письмо с объявлением войны прочтет новый регент. Надеюсь, герцог Алва сделает так, чтобы… до конца года все закончилось, а я… Мы предоставим сопровождение вашему посланнику вплоть до Хексберг, где он получит корабль, но мы пригласили вас по другому делу.

Мы получили известия от Проэмперадора Юга графа Валмона. К нашему сожалению, слухи о падении Агариса подтвердились. Город полностью уничтожен. Граф, я эсператистка, как и вы… Я молилась, я надеялась, но Создатель послал нам… новое испытание. Его высокопреосвященство Левий предчувствовал беду, он видел Агарис совсем недавно… Конклав не должен ставить… не должен был ставить земное выше горнего, но уже ничего не исправить. Я… Мы считаем своим долгом известить о случившемся наших собратьев во Ожидании и выражаем свое сожаление…

Закончить Катари не смогла. Она замерла в кресле, теребя кисти шали и кусая губы. Королева… Девочка, которую нарядили в тяжелое платье и бросили.

– Могу я узнать подробности? – прервал молчание Глауберозе. – Известны ли дальнейшие намерения морисков?

– Робер… Маршал Эпинэ сообщит вам подробности позднее. Мы надеемся, что наш Первый маршал… Рокэ Алва сможет убедить… своих родичей и союзников покинуть Золотые земли. Сейчас же… Вероятность того, что мориски обратят свой гнев на Гайифу и другие страны, поддержавшие притязания покойного узурпатора, очень велика. Граф Рафиано бессилен их остановить.

– Ваше величество, я понимаю, что выбрал не лучшее время для подобных заверений, но я считал и считаю признание прав Альдо Ракана роковой ошибкой. Равно как и нападение на Хексберг без объявления войны. Я старался донести свое мнение до Эйнрехта, но не был услышан. Надеюсь, что новое ужасное известие послужит благой цели. Дриксен и Талиг решат, кому владеть Марагоной и Гельбе, без посторонней помощи. Я особо признателен вам за личную аудиенцию, ведь Посольская палата, если я правильно понял господина вице-экстерриора, узна́ет о гибели Агариса лишь в шесть часов пополудни.

– Мы всего лишь вернули долг, граф. Ваша поддержка в Ружском дворце… Я… Я тогда была никем, а вы были готовы меня защищать. Как мужчина и дворянин…

– Ваше величество!

– В тот день я была всего лишь госпожой Оллар. Так меня называли, так решил ваш кесарь, и все-таки вы встали. Мне казалось, я ничего не вижу, но я запомнила… Лица, слова, жесты, все дурное и все хорошее. Последнего было мало, но я тем более благодарна. Сейчас я вам в этом призналась. Мой брат меня не осудит, он тоже помнит. Ты ведь помнишь?

– Конечно.

– Мы вынуждены быть врагами Дриксен, но вам мы не враги.

– Ваше величество, у меня нет слов, чтобы выразить мои чувства.

– Слова не нужны, когда есть поступки… К сожалению, я устала и вынуждена вас оставить. Если вы немного подождете, маршал Эпинэ передаст вам военные подробности, я все равно в них не понимаю ничего. Робер, проводи меня.

Надо было проводить не ее, а дриксенца, вернее, выпроводить и позвать врача, но Робер повел повисшую у него на руке женщину к дверце в будуар. Глауберозе застыл посредине кабинета, согнувшись в поклоне. Враг, который не должен быть врагом, – как же это дико…

Ручка – глупый хрустальный шар в птичьей лапе – послушно провалилась вниз, плеча коснулся алый, расшитый леопардами бархат. Кабинет регента Талига все же избавили от Зверей и ласточек, но будуар остался розовым и тошным. Траур Катари делал золоченую пошлость особенно непереносимой.

– Позвать брата Анджело?

– Зачем? – Сестра бросила на столик диадему и присела на кушетку. – Когда я носила Карла, мне было хуже. Я устала, но не больна… Я верю, верю, что он отговаривал своего кесаря.

– Разумеется. Глауберозе не Хогберд, хотя ты же этого борова не знаешь…

– Знаю. – Катари прижала пальцы к вискам и поморщилась. – Наверное, ты прав. Мне нужен врач, но только он… В свитской Дженнифер, я не хочу ее видеть. А ты возьми письмо Валмона, оно у зеркала, и прочитай. Там слишком много подробностей, я их плохо поняла… Только то, что сами мориски не уйдут.

Заглянувшее в окно солнце недвусмысленно намекало, что уже хорошо за полдень. Намек подтверждал и знакомый грохот: дриксы пообедали и с новыми силами принялись долбить форт, ну и пусть их!

Жермон зевнул и приподнялся на локте, борясь с желанием послать все к кошкам и снова уснуть. Сонная пакость, которую он потребовал, поверив, что Закат откладывается, оказалась забористей, чем обещал врач, хотя тот мог и наврать. То ли из любви к искусству, то ли в отместку за недоверие. Жермон непонятно зачем подкрутил усы и потянулся; наказание последовало незамедлительно – приглушенная сонным зельем боль ожила, отшвырнув последние клочья сна. Нога больше не притворялась непричастной – волны боли катались по внутренней стороне бедра, захлестывая голень. Хотелось даже не кричать – визжать, но гадать, почему несмертельные раны болят сильней смертельных, Жермон не стал. Он и так пробездельничал больше, чем собирался. Ведь просил же, чтоб до утра…

Поняв, что закипает, генерал сосредоточился на канонаде, пытаясь прикинуть число орудий. Сработало – злость поджала хвост, а пушки… Пушек было столько, сколько и раньше, старые вернули на место, новых не поставили, хотя за день хорошую батарею не соорудишь. Разобравшись с обстрелом, Ариго попытался на волосок подвинуть ногу и едва не завопил. Понятно, будем лежать смирно и командовать. В то, что его оставили одного, Жермон не верил. Он даже знал, где засел лекарь, – на сундуке у обеденного стола.

– Эй, – негромко окликнул генерал.

Послышалось шуршание; над спинкой кровати возникла исполненная значимости физиономия.