— Я велел смотреть на меня, — рыкнули рядом, в ответ только отрицательно замотала головой. — Непокорная, — хмыкнул мужчина. — Решила поиграть? Хочешь узнать, как наказывают маленьких строптивых девственниц?

«Девственниц? — мелькнула вялая мысль. — Ну, это точно о ком-то другом».

Незнакомец отпустил мои руки, приподнялся, нажал на бедра, разводя ноги шире, и одним слитным движением резко вошел, сразу и до конца.

Беззвучно закричала от затопившей все тело боли.

«Не может быть, не может, — стучало в висках, — я давно уже не девственница».

Чужая рука хозяйничала на груди, властно сминая соски, тяжелое дыхание вперемешку с быстрыми, жгучими, голодными поцелуями обжигало лицо. Движения мужчины — сильные, глубокие — рваными ударами отдавались в висках. В ушах, нарастая, звучал нескончаемый пронзительный звон. Раздавленная яростным напором, ослепшая, оглохшая, немая, я могла только содрогаться в жестких объятиях, пока незнакомец неистово овладевал моим телом. Наконец он громко гортанно застонал и, шумно выдохнув, тяжело навалился сверху.

Через несколько минут его дыхание выровнялось, и он скатился на кровать. Некоторое время мы просто лежали рядом: я — молча глотающая слезы, еле живая от боли и обиды, и он — разгоряченный и довольный. Потом послышалось глубокое ровное дыхание. Медленно перевела на него взгляд и увидела, что мой мучитель заснул.

* * *

Сколько прошло времени с тех пор, как меня оставили в покое? Десять минут? Полчаса? Час? Я потерялась в воспоминаниях, вновь и вновь переживая жуткие мгновения, нет, не близости — разве это можно назвать близостью? — соития, животного совокупления. Вот, пожалуй, точные слова. Такие обезличенные, по-медицински отстраненно-равнодушные.

Надо было что-то делать: собраться с мыслями, подняться, пойти… хоть куда-нибудь пойти. Попросить о помощи, в конце концов. Но меня словно выжали досуха: ни чувств, ни эмоций. Лишь одни и те же кадры черно-белого немого кино.

Как-то между прочим, краем гаснущего сознания отметила, что лежу на широкой кровати в огромной, полутемной, незнакомой — кто бы сомневался — комнате. Большие окна с задернутыми шторами, какая-то мебель, кресла, столы и столики, ковер на полу. Все эти образы скользили по грани восприятия, не вызывая ни удивления, ни любопытства.

Странный звук неожиданно нарушил вязкую тишину и, бессознательно заставив прислушаться, наконец-то вывел меня из апатичного ступора. Невольно задержала дыхание, всматриваясь в темноту. Несколько мгновений ожидания, и звук повторился.

Скрип двери. Где-то там, в черноте необъятной комнаты, только что отворилась невидимая дверь.

И снова тишина.

Мы оба замерли, чуть дыша и внимательно прислушиваясь: я и тот, кто сейчас притаился у входа, не решаясь войти. И вот, когда уже отчаялась дождаться хоть каких-нибудь действий со стороны или слишком робкого, или чрезмерно осторожного визитера, раздались легкие, почти неслышные шаги, и темнота соткалась в грациозную гибкую фигурку. Поздний гость крадучись приблизился к кровати, и до меня долетел испуганный женский шепот:

— Кэти!

Чуть не прослезилась, услышав имя, которое было известно лишь старым университетским друзьям. Когда-то, впрочем, не так уж и давно, во времена веселой студенческой вольницы, мы одно время любили сокращать свои имена на западный манер. Ник. Алекс. Джордж. Мэгги. От «Кэт» я сразу храбро отбилась. Это слово вызывало стойкие ассоциации с незабвенной радисткой из старого советского сериала. Против «Кэти» же возражать не стала. Постепенно поветрие прошло, и однокурсники снова превратились в Никиту, Сашку, Гошу и Марусю. А вот мое прозвище как-то прижилось в нашем обиходе. До сих пор, услышав в трубке веселое: «Привет, Кэти», даже не глядя на номер, с уверенностью могу сказать: звонит кто-то из своих.

Внезапно вспыхнувшая отчаянная надежда стряхнула остатки нездорового оцепенения. Приподнявшись на локте, стала жадно вглядываться в еле различимое в царящем вокруг сумраке женское лицо, пытаясь отыскать знакомые черты.

Увы! Кем бы ни была гостья, виделись мы с ней первый раз в жизни. Обманутая в лучших ожиданиях, разочарованно выдохнув, рухнула на подушки. Девушка отреагировала на это придушенным писком и, стремительно преодолев оставшиеся метры, склонилась над кроватью.

— Катэль! Что случилось? Все так плохо? Неужели придется звать целителя? — расстроенно запричитала она, не забывая, впрочем, делать это как можно более тихо.

Пока раздумывала, как объяснить свое молчание и дать понять, что в данный момент просто не смогу ничего ответить, посетительница меня опередила.

— Ах, да, ты же не можешь пока говорить. Не бойся, это ненадолго. Скоро действие отвара закончится, и голос опять вернется, — зачастила девушка, словно пытаясь оправдаться. — Ну что так смотришь? Да, я дала тебе отвар корня линиха. Тайком. Так надо было. Для тебя, для меня, для нас обеих… — Понятно: цель оправдывает средства. Мысль далеко не новая. — И вообще, не время теперь объясняться, потом все обсудим. Сейчас главное — как можно скорее уйти отсюда. — Она испуганно покосилась на спящего мужчину. — Можешь встать? Если да, кивни.

С готовностью закивала. Исчезнуть из этой комнаты очень хотелось. Даже с такой сомнительной провожатой.

— Тогда почему до сих пор отлеживаешься? — Гостья явно решила показательно рассердиться. — Я чуть от ужаса не умерла, дожидаясь. Боялась, что кому-нибудь придет в голову в коридор выйти, и меня заметят. Да и время очередного обхода приближается. А тебя все нет и нет. Решила сама зайти, проверить, что случилось. Не представляешь, какого страху натерпелась, пока дверь открывала, выжидала, к кровати кралась. Жутко боялась, что он не заснул или внезапно проснулся… — Еще один быстрый взгляд на моего соседа по кровати. — А ты лежишь тут как ни в чем не бывало. Отчего сама не вышла?

Девушка ужалила меня обвиняющим взором. Даже ногой притопнула для убедительности, но тут же трусливо пригнулась и замерла. В наступившей тишине, казалось, было слышно, как быстро-быстро бьется ее сердце. Не разгибаясь, она чуть вытянула шею, пытаясь разглядеть, не потревожила ли своим неосторожным движением сон мужчины. Тот вздохнул, заворочался, но не проснулся, а лишь повернулся на бок. Тяжелая ладонь расслабленно упала мне на бедро.

Незнакомка проследила, как чужая рука по-хозяйски разместилась на моем теле, сузила глаза и резко потребовала:

— Поднимайся! Нужно удалиться в свои комнаты, пока саэр отдыхает.

Не стала спорить с очевидным. Отсюда и правда пора было убираться. Причем как можно скорее. Медленно освободилась, добралась до края кровати и осторожно сползла на пол. Перед глазами поплыло, и я, чтобы не упасть, ухватилась за девушку.

— Сама дойдешь? — послышалось раздраженное.

Кивнула. Голова была тяжелой, кружилась, как обычно случается при гриппе. Тело тянуло и ломило так, что ныла каждая косточка. Особенно сильно болело между ног, пекло просто невыносимо. Но идти я могла.