— А платье твое где?

Пожала плечами. Где-где… Где-то очень далеко отсюда, наверное.

— Ладно. Искать уж точно не будем. Хорошо, что я подумала об этом, — в руки мне сунули что-то темное, на поверку оказавшееся длинной легкой накидкой.

Дождавшись, пока я закутаюсь в мягкую ткань, а потом завяжу на шее широкие атласные ленты, девушка развернулась и, то и дело оглядываясь, стала пробираться к выходу. Поползла за ней.

Мы крались, аккуратно обходя препятствия, стараясь даже дышать через раз, а комната все не заканчивалась. Какое-то футбольное поле, а не спальня! Когда, на каждом шагу обмирая от страха, добрались-таки до выхода и, скользнув в него двумя робкими тенями, оказались за дверью, то не смогли сдержать облегчения. Слаженно выдохнули и радостно улыбнулись друг другу.

Но как следует отдышаться мне не позволили.

— Обход уже совсем скоро. Побежали! — стерев с лица улыбку, прикрикнула спасительница чуть более громким, чем в комнате, шепотом.

Побежали — это сильно сказано. Я и идти-то быстро не могла. Девушка тоже это поняла, передернула плечами и, нервно бросив: «Постарайся не отставать», устремилась вперед по коридору. Мне ничего не оставалось, как, придерживаясь за стену, побрести следом.

Мы шли и шли, поворачивали из одного коридора в другой, шарахаясь в тень и каменея от каждого случайного звука. Но одна минута сменяла другую, а никто так и не встретился на пути. В этот поздний час дом купался в ленивом безмолвии и покое и, что самое главное, был пуст. Его обитатели крепко спали, по праву наслаждаясь глубоким, крепким сном. Видимо, все здесь могли гордиться чистой совестью, не иначе.

Обманчивая тишина, монотонные движения и свинцовая усталость притупили бдительность. Я перестала напряженно вслушиваться и постоянно оглядываться по сторонам. Немного расслабилась и наконец-то разобралась в том, что с самого начала не давало покоя, но постоянно ускользало от перегруженного эмоциями и впечатлениями сознания. Несоответствие, которое мой бедный мозг давно отметил, но так и не осмыслил до сих пор.

Я, собственно, была не я.

Плащ полностью скрывал тело. Зеркала, чтобы изучить лицо, поблизости не наблюдалось. Но тоненькая, до синевы белая, почти прозрачная рука, вяло перебирающая по стене длинными, тоже тонюсенькими пальчиками, явно принадлежала кому-то другому.

Ни полнотой, ни выдающимися формами природа меня не наделила, однако годы регулярных занятий фитнесом подтянули и укрепили мышцы, сделав их упругими и плавно-рельефными. И та бледная немочь, что сейчас, выбиваясь из последних слабых силенок, тащилась по коридору, мною, Уваровой Екатериной Викторовной, быть никак не могла.

Твердолобостью я сроду не отличалась. Да и Упрямый Фома не числился среди героев моих младенческих грез, наоборот, в детстве даже пугал своим нездоровым нигилизмом. «Хоть надорвусь, да упрусь», — вспомнилась насмешливая мамина присказка о тех, кто не желал замечать очевидное. Надрываться не собиралась, существование других миров и людей, наделенных особой силой, допускала, о паранормальных явлениях и событиях читала. Еще отчетливо помнила крылатого монстра посреди банкетного зала, его когтистые лапы на своем теле и бесконечное падение в непроглядную тьму. Так что сложить три и восемь вполне себе смогла.

Я в другом мире, в чужом теле. И это самое тело только что, совершенно не церемонясь, грубо поимели, лишив девственности. Пресловутый первый раз, который вряд ли кто из женщин хотел бы пережить вторично. А мне вот повезло. Причем сразу по-крупному.

Как со всем этим быть и что дальше делать, абсолютно непонятно. Куда подевалась законная хозяйка «движимости» и где мое собственное тело, тоже неизвестно. Вообще все неясно, кроме одного: именно Светкина бабушка, ее сила, воля и слова привели меня сюда. В этот мир, в это тело, в ту постель, к тому мужчине. Вот отсюда и буду плясать. Над этим и подумаю при первой же возможности.

— Кэти, быстрее! Что ты тащишься, как грира, — прошипела из-за поворота моя компаньонка.

Поморщившись — боль так до сих пор и не утихла — догнала нетерпеливо переминающуюся с ноги на ногу девушку.

— Плохо выглядишь, — присмотревшись, бросила она. — Ладно, потерпи, недолго осталось. Скоро дойдем. Тогда и отдохнешь.

Мы спустились по широкой лестнице, миновали еще несколько коридоров и остановились перед высокой двустворчатой дверью. Кажется, пришли. И как вовремя!

Невдалеке послышались приближающиеся шаги, донеслись отзвуки негромкого разговора. Судя по всему, тот самый обход, которым недавно настойчиво меня стращали. Из-за угла вывернули, лениво перебрасываясь словами, двое мужчин, но мы, бесшумно проскочив в приоткрытую щелочку, уже закрывали за собой тяжелую дверную створку.

— Ну, рассказывай! — Девушка, поджав под себя ноги, устроилась в глубоком мягком кресле у окна и теперь нетерпеливо поблескивала оттуда глазами. — Как все прошло?

Огляделась, заметила отсутствие кровати — значит, меня привели в какую-то гостиную — и осторожно опустилась на соседнее сиденье по другую сторону хрупкого столика на витой ножке, исподволь, ненавязчиво разглядывая новую знакомую.

Совсем девчонка, в сущности. Лет двадцать, не больше. Выразительные, чуть раскосые прозрачно-зеленые глаза, аккуратный носик, розовые губки. Прибавьте к этому роскошные темно-рыжие волосы, заплетенные в перекинутую на грудь толстую косу, стройную фигурку и высокую, красивой формы грудь, и картина «Красавица необыкновенная, одна штука» готова.

Хороша, что и говорить. И явно не из простых. Ну не бывает у них таких тонких, породистых черт лица, нежной холеной кожи, а также привычки самоуверенно вскидывать голову и капризно поджимать губы. Одна черта еще может быть. Но чтобы всем этим была наделена какая-нибудь служанка? Маловероятно.

— Катэль! — повысив голос, поторопила меня компаньонка.

Хрипнула что-то невразумительное и, пожав плечами, беспомощно обхватила рукой горло.

— Ты что, все еще не можешь говорить? — девушка подскочила на кресле и, наклонившись вперед, стала недоуменно меня разглядывать.

Может, и могу. Но проверять уж точно не буду. Там, где никого и ничего не знаешь, молчание действительно становится золотом. Слушать, запоминать, делать выводы и, главное, молчать, сколько сможешь, — прекрасный девиз на первое время для того, кто не представляет, во что буквально со всего размаху вляпался.

Удачно, что хоть речь понимаю. Какой-никакой, а все-таки бонус в этой незавидной ситуации. Намного хуже пришлось бы, не зная языка. Совершенно непонятно, как тогда выкручиваться. Осталось бы, наверное, не только немую, но и глухую изображать. Этакую жертву сильного стресса после жестокого насилия. Ясно ведь уже, что проявлять сострадание ко мне здесь никто не собирается, и спасение утопающих… Дальше известно.

Если же еще выяснится, что я и читать умею, то это вообще будет подарок из подарков. Найду местное собрание книжной мудрости — не может в таком огромном доме не быть библиотеки — и тогда… От развернувшихся перспектив даже дух захватило.