— Неприятный? Да у меня просто кровь стынет в жилах, когда я его слышу! — Джуля в сердцах бросила на скатерть ложечку. — После этого он звонил еще несколько раз.

— Вы не записывали текст?

Джуля отрицательно помотала головой. Ее темные кудряшки при этом подпрыгивали, как развившийся серпантин под легким ветерком.

— Даже в голову такая мысль не пришла. Сначала я выслушивала все до конца, а потом просто бросала трубку, уж больно противно…

— Вы можете воспроизвести по памяти то, что вам говорил звонивший?

Девушка решительно выдохнула, как перед прыжком с вышки в холодную воду бассейна, потом собралась с силами и медленно, глядя остановившимся взглядом прямо перед собой, начала говорить.

— Поганая немчура! Думаете, вам все можно? Приехали на нашу землю и грабите страну! Полвека назад мы вам показали где раки зимуют, можем и напомнить! Двадцать второго июня ожидайте сюрприза!

Джуля остановилась, вытерла пот со лба и, виновато улыбнувшись, снова принялась за мороженое. Ее худенькая рука, сжимавшая ложку, заметно дрожала. И Джуля едва не расплескала подтаявшую смесь.

— А сегодня уже двадцать первое, — задумчиво произнесла я.

— Вот именно, — отозвалась Джуля. — Поэтому я к вам и обратилась.

— Но почему вы? Почему не ваш отец лично? Ведь вы ему рассказывали об этих звонках?

— В том-то и дело, что нет, — тихо проронила Джуля, уткнувшись глазами в мороженое и медленно перебирая его ложкой. — Понимаете, у папы больное сердце и я не решилась его волновать.

— Ну хорошо, вы сами ничего не говорили. Но это мог сделать кто-то из домашних!

Джуля снова замотала головой. Она подняла на меня глаза и жалобно уставилась прямо мне в зрачки. Миндалевидный разрез ее черных глаз напоминал прозрачный чернослив с косточкой внутри.

— Я думаю, что отец ничего не знает, — наконец сказала она. — Этот гад, который звонил, обращался ко мне по имени и почему-то хотел говорить именно со мной. Он никогда не звонил в присутствии отца. И даже, когда один раз трубку взяла домработница, был настолько нахален, что попросил к телефону меня и только после этого выдал свой текст.

— А это значит, что звонивший в курсе распорядка дня вашего отца, — заключила я.

Отодвинув от себя вазочку с мороженым, я внимательно посмотрела на Джулю. Девушка выдержала мой взгляд не моргая.

— И еще кое-что, — добавила я, — этот человек хочет говорить о вашем отце именно с вами. Как вы думаете, Джуля, почему?

— Если бы я знала, вряд ли я обратилась бы к вам, правда?

— Резонно, — кивнула я. — Ну, раз так, давайте поговорим поподробнее.

Мы проговорили полтора часа. Уже унесли недоеденное мороженое, дважды мы заказывали кофе, и я выкурила несколько сигарет.

Джуля была достаточно откровенна со мной, на вопросы отвечала прямо и без смущения. То, что я узнала от нее о семействе Штайнеров, не содержало каких-либо сенсационных подробностей, только чисто фактические сведения. Само по себе это не так уж и мало для начала, но мне пока что не удалось нащупать никакой зацепки.

Штайнеры были из поволжских немцев. Во время войны все семейство вместе с тысячами соотечественников отправили осваивать казахские степи.

Дед и бабка Джулиного отца — Генриха Штайнера — погибли еще во время дороги, так и не увидев новые места, которые Советское государство выбрало для проживания целого народа, выдворенного из Поволжья.

Бытовые условия на месте ссылки были жуткими, но родители Генриха сумели выжить и даже худо-бедно со временем как-то обосноваться.

После тягот детского дома и ремесленного училища отец Генриха поступил на завод, где вскорости сумел выдвинуться в передовые рабочие, а потом начать медленно, но верно продвигаться сначала по профсоюзной, а потом и по административной линии.

К началу восьмидесятых он был уже инженером, а его сын Генрих, окончив школу с отличием, готовился поступать в педагогический институт.

Но тут грянула перестройка, завод стал потихоньку хиреть, потом рухнул Советский Союз, а первый российский президент недвусмысленно дал понять, что возможно воссоздание Республики немцев Поволжья.

Отто Штайнер не перенес таких резких перемен и скончался от сердечного приступа, а сам Генрих к тому времени успел похоронить мать, жениться и овдоветь — его супруга погибла в автомобильной катастрофе.

Видимо, будущий бизнесмен унаследовал от отца не только присущую немцам аккуратность и педантичность. Ему явно был не чужд дух авантюризма.

Иначе чем объяснить следующий его поступок — Генрих снялся с насиженных мест, продал дом и вместе с дочерью возвратился на родину предков. На родину в буквальном смысле, а отнюдь не в Германию, как можно было бы предположить.

Время летело стремительно, президент успел отказаться от идеи автономии, и Генриху пришлось начинать новую жизнь на пустом месте. Он быстро сориентировался в обстановке и сумел за несколько лет стать одним из самых богатых и уважаемых людей в городе.

Теперь Штайнеру уже не приходило в голову требовать назад утраченную собственность — дом отца, который по-прежнему стоял на другом берегу Волги и в котором жили совсем другие хозяева.

А о визите в администрацию района со своими претензиями на другой день после возвращения в наш город он теперь вспоминал с улыбкой.

Генрих сделал огромные деньги на бизнесе, который может показаться на первый взгляд достаточно легкомысленным, — на мягких игрушках.

Штайнер оценил ситуацию и вовремя понял, что самые выгодные денежные места уже распределены между старожилами. Он решил не перебегать дорогу большим людям с большими деньгами.

Проанализировав местный рынок, колебания спроса и предложения, Штайнер пустил в дело старые связи — в городе еще были живы люди, хорошо помнившие его деда, — и, получив солидный кредит, быстро выкупил у дышащего на ладан завода поролоновый цех и сумел переналадить производство на выпуск игрушек.

Слоники, мышки, кошечки и собачки быстро заполонили прилавки города и области. Эти игрушки выгодно отличались по цене, да и по качеству, от китайского ширпотреба и хорошо раскупались.

Вскоре Генрих Штайнер сумел вернуть кредит и заплатить немалые проценты. Его дела верно шли в гору — он умел не останавливаться на достигнутом и ежегодно обновлял ассортимент.

А тут как раз подоспела горячая дружба с Германией. Умело разыгрывая козырную карту поволжских немцев, областное начальство извлекало из новой Германии все, что было возможно. Понятно, что такие люди, как Штайнер, очень даже пришлись ко двору. Последние годы его фирма процветала.

— Это хорошо, но как насчет конкуренции? — спросила я. — Ведь детские игрушки в нашем городе выпускаете не только вы.

Слоники — слониками, но это для ребятишек. А коммерсанты склонны рассматривать любую продукцию прежде всего как товар.