Было видно, что Александру не нравится озвученная идея, однако слова Лескова все же убедили его. Промедление действительно могло стоить им собственного телепорта, а на данный момент это была слишком высокая цена.

— Я за жизнь Богданова опасаюсь, — глава совета устало улыбнулся. — Зная характер Воронцовой… Она его потом в порошок сотрет. Как ты уговоришь его?

— Уже уговорил… Так вы поставите свою подпись? — с этими словами Лесков протянул Александру планшет.

Несколько секунд советник пристально смотрел на Дмитрия, после чего коснулся ячейки со своими именем указательным пальцем…

На часах было около девяти вечера, когда Лесков наконец собрал необходимые ему подписи и вернулся в свою комнату. Извещать Воронцову о том, что ее временно «свергли с престола» он не стал — она и вовсе может не узнать об этом небольшом инциденте. В конце концов, Эрика, как и Альберт, по- прежнему имеет доступ к своим наработкам и документации, с той лишь разницей, что теперь ее отпечаток ладони временно заблокирован в сенсорном замке лабораторного сейфа. Вместо него теперь фигурировал пароль, который Лесков придумал еще на совете.

Заварив себе кофе, Дмитрий сел в кресло и задумчиво постучал пальцами по подлокотнику.

В голове вертелись мысли о предстоящей вылазке — кого брать с собой, сколько времени займет эта «прогулка», и, главное, как не привлечь внимание роботов. Теперь его группа будет состоять из совершенно других людей: просить Алексея сопровождать их уже было невозможно — похоже, парень ненавидел его практически так же сильно, как Фостера. Альберт и Эрик все еще не восстановились, а тащить их за собой раненых Дмитрий не мог. Иван тоже еще не до конца оправился, и к тому же Лесков обещал Вике, что ее отец больше никогда не поднимется с ними на поверхность.

Мужчина отпил кофе и снова погрузился в свои мысли. Вспомнилось, как маленькая Бехтерева просила взять ее с собой, так как считала себя самой сильной среди здешний полукровок. В ее словах была доля истины, вот только Дмитрий не хотел ею рисковать. Вероятнее всего ее способности понадобятся позже, но Лесков все же надеялся, что до этого не дойдет. В конце концов Вика была еще ребенком, и к тому же ребенком его лучшего друга, и сам Дима тоже по-своему любил ее.

Затем его мысли переметнулись к Роме: Суворов тоже постоянно рвался с ними на поверхность и искренне обижался, когда ему отказывали. Он злился, полагая, что они нянчатся с ним, и Дима понимал его досаду, однако предпочитал терпеть обиды друга, нежели рисковать его жизнью.

После на ум пришел Георгий — вот кто действительно мог пригодиться в предстоящей вылазке. Он был сильным, как буйвол, поэтому без труда утащит на себе рюкзак стекла. К тому же Лосенко давно рвался «замутить что-то эпичненькое с реальными пацанами, а не как ссыкло позорное втыкать в экран, пока остальные воюют».

Следом вспомнилась Оксана: кто-кто, а эта девушка никогда не сдавалась. Что Дмитрий, что остальные уже устали ей отказывать. Она злилась, обижалась, но каждый раз возвращалась, чтобы снова предложить свою кандидатуру. Конечно же, и в этот раз она останется на базе, там даже и думать не о чем. Но почему-то мысль об Алюминиевой Королеве заставила Дмитрия улыбнуться.

Не менее упрямой эта девушка была и по отношению к нему. Лесков до сих пор не понимал, когда она успела в него влюбиться — неужели повелась на их игру в фиктивную помолвку. А ведь Оксана и впрямь отдавалась своей роли со всей душой. Она даже лично выбирала ему рубашки и галстуки перед работой, чтобы ее «жених» всегда был неотразим. Да, был еще момент, когда в день помолвки они оба перебрали коллекционного коньяка и немного «заигрались» во влюбленных. Повелись на шутки знакомых, которые то и дело подначивали их криками «горько». Утром они отшучивались, мол, хорошо еще что не переспали и тем самым не испортили отношения, но сейчас Дима понимал, что его «невеста» особо не притворялась.

Предыдущее воспоминание немедленно подкинуло еще одно, когда Рома спросил, почему он не хочет быть с Оксаной по-настоящему.

— Извини, если я лезу не в свое дело, но мне кажется, что она действительно тебя любит, — произнес тогда Суворов со свойственной журналистам деликатностью. — Это видно невооруженным взглядом. Она из тех женщин, кто пойдет с тобой до конца. К тому же очень красивая.

Тогда Дмитрий улыбнулся, мол, мне сейчас не до любовных интрижек, однако уже тогда он понимал, что Оксане нужен кто-то другой. Лесков встретился с ней в тот момент, когда его голова была полностью занята Катей, и он слишком сильно уважал эту девушку, чтобы воспользоваться ею с целью забыться. Для этих ролей были другие.

Следующий глоток кофе, и мысли Дмитрия переключились на Катю. В этот момент он словно шагнул с двадцать седьмого этажа и очутился на пятнадцатом. И заглянул в окно, сквозь которое увидел коротко остриженную девушку в синем платке, которая, держа в руках сумку со своими вещами, покидала интернат. Она знала, что Лесков смотрит ей в след, но не обернулась — видимо, так и не смогла простить ему его трусость. Катя перевелась в другой детский дом, а он остался здесь со своими муками совести и попытками доказать друзьям, что ему плевать на случившееся. С этого момента в жизни парня все поменялось: Милана больше не казалась ему привлекательной, в то время как образ Беловой все чаще возникал в памяти — она была смелой, умной и с поразительно чистым сердцем. А он — идиот, который не сумел вовремя разглядеть подле себя такую девушку.

Затем Лесков переехал в Москву, и этот город затянул его с головой — учеба и работа не позволяли думать ни о чем, кроме как об экзаменах да счетах за съемную квартиру. А затем Олег сообщил ему, что Катя в Москве. Дима давно хотел найти ее, чтобы поговорить, но каждый раз ловил себя на мысли, что не знает, что ей сказать: прости, я был дураком? Она и так это знала. Таким образом, если он и вспоминал о Кате, то лишь для того, чтобы напомнить себе, что она его презирает.

А потом они встретились слишком поздно, чтобы можно было что-то изменить. Возможно, если бы Дима знал, что и сама Белова жалела о том, как они расстались в интернате, то вел бы себя совершенно по-другому. На самом деле Катя не захотела с ним общаться не потому, что считала его трусом и не потому, что ненавидела за свои остриженные волосы — она не хотела, чтобы он видел ее такой «уродливой». Девушка помнила, какими глазами Дима всегда смотрел на Милану, и боялась, что глядя на нее, он будет испытывать только жалость.

Сейчас, сидя в своей комнате, Лесков думал о том, как бы все сложилось, если бы он решился найти Катю сразу, а не тогда, когда рядом с ней уже появился славный герой Волошин.

«Никак бы не сложилось», — мысленно осадил себя Дмитрий. Ему не понравилось, что его мысли переключились с важной темы на какие-то уже никому ненужные воспоминания. Всё уже давно закончилось, и теперь в его жизни осталась лишь война. Это и есть его настоящее и скорее всего будущее.

Но, когда мужчина подумал об эпинефрине, ему вспомнилась Воронцова. В этот момент он невольно сравнил ее с Миланой — обе обладали яркой внешностью и такой же яркой индивидуальностью. Обе были своенравными, эгоистичными и непредсказуемыми. Вот только Милана была дурой, мелочной, завистливой и мстительной. А Эрика, напротив, умной, целеустремленной, независимой. Такая женщина не могла не привлечь его — с ней было интересно, но в то же время сложно. В какой-то момент Воронцова даже вытеснила из его головы образ Кати — слишком часто он злился на Эрику и от этого постоянно думал о ней.