доской, живот подтянут, грудь вперед. Аленушка, я сказал «грудь вперед», а не «наружу».

Инесса, в последний раз предупреждаю, перестаньте строить мне глазки! Вы не на бале — маскараде. Я с вами мазурки там всякие танцевать не собираюсь. Молчать! Еще одно слово — будете у меня своими подвязками сапоги драить. Что-с? С удовольствием?! А всему эскадрону не хотите? Вот то-то же.

Это еще что за компот! Бибигуль, ты почему ко мне спиной стоишь, да еще на карачках? Честь отдаешь?! Прямо в строю? Кто тебя этому научил? Я??.. Ну, может быть, не помню. Эскадро — он, отставить хихикать! Встань, Бибигуль. Чтоб у меня все запомнили: честь полагается отдавать командиру с глазу на глаз.

Марья Ивановна, вы другого места не нашли, чтобы ребеночка грудью кормить? Чей это ребенок? Мой?? Шутить изволите. А вы докажите. Ну и что, что глаза похожи. А усов нет. Не отросли еще? Вот когда отрастут, тогда и поговорим.

Мол — чать! Смир — р — р-но! Слушай боевую задачу. Мне нужен ночлег. Кто мне его предоставит? Добровольцы есть? Шаг вперед, шагом марш!

Все добровольцы?! Марья Ивановна, куда же вы с ребенком… Что за черт! Откуда у вашего младенца вдруг усы взялись? Мужчина в моем бабьем эскадроне?! Кто вы такой, сударь?

— Фельдъегерь Его императорского Величества государя императора Александра Павловича!

Глава 4. Письмо императрицы

— Фельдъегерь Его императорского Величества государя императора Александра Павловича! — вновь раздался в ушах у Ржевского чей-то противный громкий голос.

Он открыл глаза. Это был не сон. Перед его постелью стоял незнакомый мужчина с протянутой рукой и нес совершеннейший вздор. В руке он держал пакет.

— Что вам от меня нужно? — пробурчал поручик, протирая глаза. — Вы спятили, сударь.

— От Ее Величества императрицы Елизаветы Алексеевны поручику Ржевскому секретное предписание, — сказал фельдъегерь.

— Что за черт!

Ржевский выхватил у него из рук пакет. Отломив сургучную печать с двуглавым орлом, быстро пробежал глазами письмо. Царица Елизавета изъявляла желание немедленно видеть его у себя в Зимнем.

— Вот так компот! — воскликнул Ржевский.

— Это вы о ком? — насторожился фельдъегерь.

— О своем, любезный, о своем…

Всю оставшуюся ночь Ржевский с фельдъегерем носились по городу в поисках майора Гусева. Наконец, сняв его с какой-то пьяной крестьянки, Ржевский доложил о своем убытии в Санкт — Петербург.

Майор Гусев прослезился. Он был изрядно во хмелю.

— Если увидите государя нашего, передайте, — сказал он, с трудом попадая ногой в штанину, — что я, м-майор Гусев, готов костьми лечь за Его Величество. А ты, Маня, — повернулся он к зевающей девке, — запомни, если родится сын, назови его Александром, в честь императора нашего.

— А коли дочь?

— Александрой. Опять же в честь Его Величества.

— А коли двойня выйдет? — поинтересовалась Маня, с ленцой потянувшись.

— Боже мой! И зачем черт дернул меня ввязаться в это дело? — со вздохом сказал майор Ржевскому по-французски.

— Мы все так думаем, когда дело уже сделано, господин майор, — усмехнулся поручик. — На вашем месте я позаботился бы о том, чтобы эскадрон перевели в другой город до истечения девяти месяцев.

— Это смешно, поручик, но ничего другого нам не остается.

— Прощайте, господин майор. Мальбрук в поход поехал, — весело пропел Ржевский. — Бог весть когда вернется.[4]

Рассвет поручик Ржевский встречал, вопреки обыкновению, не в постели с очередной любовницей, а в трактире с фельдъегерем. Он напился вдрызг. Фельдъегерь же, напротив, совсем не пил, ссылаясь на суровые правила государственной службы, — за что Ржевский едва не набил ему морду. Все попытки поручика выведать причины столь странного интереса к нему со стороны императрицы ни к чему не привели.

Но и без того Ржевский был счастлив. И все никак не мог поверить, что в скором времени уже окажется в Петербурге, где среди белых ночей табунами бродят хорошенькие les femmes, где пуховые перины давно заменили сеновал и где можно свободно изъясняться по-французски, не опасаясь, что тебя неправильно поймут.

Глава 5. Истина в вине

Карета ворвалась в Санкт — Петербург, как ветер врывается в распахнутое окно.

— Восхищаюсь деяниями Петра Великого, — сказал Ржевский сопровождавшему его фельдъегерю. — Если бы самодержец не построил посреди этих поганых болот столицу, наше путешествие изрядно бы затянулось. До Москвы пёрли бы еще неделю.

— Мда, — отвечал его немногословный сосед.

Ржевский бросил на него презрительный взгляд. Отхлебнув глоток из бутылки портвейна, поручик вытер усы рукавом.

— Какая, право, скука иметь в пути спутника, вроде вас, любезный. Ни выпить толком, ни поболтать.

— Да, я не болтлив.

— И вид для фельдъегеря какой-то хлипкий.

— Какой есть.

— В последний раз спрашиваю, портвейн пить будете?

— Не положено.

Ржевский схватил его за грудки.

— Скажи-ка, любезный, а ты, часом, не шпик?

— Как вы догадались?! — испуганно воскликнул тот. И тут же понял, что выдал себя с головой.

В этот солнечный полдень праздно гуляющие по Невскому петербуржцы могли с интересом наблюдать, как в одной из проезжавших мимо карет с шумом распахнулась дверца и на мостовую вылетел щуплого вида человек. Упав на четвереньки, он быстро вскочил, побежал за удалявшейся каретой, но не догнал; после чего долго грозил ей вслед кулаком, размазывая по лицу сопли.

Смеясь, Ржевский подул на костяшки пальцев. В завершающий удар он вложил всю свою молодецкую силу.

— То-то мне этот тип сразу не понравился. Честный малый едва ли откажется от глотка портвейна.

Поручик приложился к бутылке. Поглощая вино, он в который раз вчитывался в загадочные строки позвавшего его в дорогу письма.

«Милостивый государь!

Желаю видеть Вас у себя в Зимнем как можно скорее. Вопрос не терпит отлагательств.

Ваша бедная Лиза

P. S. Содержание письма храните в тайне. По прибытии в С. — Петербург остановитесь у ресторана «Два медведя» и доверьтесь человеку, который покажет вам дулю»

Что за спешка? И почему императрица вдруг обеднела? Ржевский искал ответ на дне бутылки. Когда он отнял бутылку от губ, на ее дне уже нельзя было сыскать и двух капель. Но вопрос по-прежнему висел в воздухе.

Повторив кульбит мнимого фельдъегеря, пустая бутылка запрыгала на дороге позади кареты.

И тут Ржевский увидел ресторанную вывеску с искусно намалеванными двумя медведями.

— Эй, человек! — крикнул поручик сидевшему на козлах бородатому мужику. — Заворачивай к топтыгиным. Жрать хочу — подыхаю.

— Слушаюсь, ваше благородие, — не оборачиваясь, ответил кучер.

— Может, выпьешь со мной за компанию? — с хитринкой в глазах предложил Ржевский.

Кучер вздрогнул плечами, словно не зная, что сказать. Потом в сердцах вдарив кнутом по крупу лошади, пробасил:

— Непьющий я,