«Но ведь в нем холостые патроны, и я еще не… Как же? Как это могло случиться?..»

Она перевела взгляд на людей, сидевших и стоявших в большой гостиной респектабельного дома, и ей показалось, что на нее уставились чьи-то злобные глаза. Лицо незнакомца было тоже холодным и даже жестоким. В этот момент девушка услышала сзади какой-то звук и обернулась…

В гостиной устроили импровизированную сцену лишь на один день: соорудили небольшой помост, и возле него полукругом разместились зрители.

Но сейчас она смотрела не на них, а туда, откуда донесся легкий шелест.

Девушка увидела, что свисающее полотно еще колышется, и поняла: там кто-то есть. И это тот, кто выстрелил именно тогда, когда по ходу действия ей предстояло сделать выстрел – разумеется, холостой.

Изумление и страх приковали ее к месту. Она не понимала, что произошло.

Но уже слышала вопли испуганных зрителей. Они подступали все ближе к ней, исступленно крича:

– Хватайте ее!

– Она убила его!

– Убийство!

– Держите убийцу!

Крики становились громче. Нарядные мужчины и женщины повскакали с мест. Красивые приветливые лица исказились ненавистью, жаждой мщения. На них было написано: кровь за кровь!

«Господи! – мелькнуло у нее в голове. – Неужели кто-то подстроил для меня ловушку? Но кто? Зачем?»

Нет! Она не поддастся! Не станет безвинной жертвой! Не будет платить непомерную цену за чье-то преступление!.. Нет! Надо бежать отсюда!.. Бежать куда глаза глядят! Она не позволит втянуть себя в страшную игру… Боже, помоги!

И снова она увидела – или это лишь померещилось? – безжалостные горящие глаза. Глаза человека, который, замыслив убийство, холодно и расчетливо устроил для нее западню. Все продумал и взвесил…

Нет! У него не выйдет! Пусть не надеется…

Девушка, преодолев оцепенение, быстро повернулась. Она была молодая, проворная, гибкая… Ей только казалось, что после выстрела прошла вечность. На самом деле, едва убитый рухнул на пол, она кинулась к окну, расположенному позади сцены, за портьерами.

Углубившись с поляны в лесную чащу, он ощутил, как напряжение постепенно покидает его, но продолжал думать и молиться о том, чтобы между белыми и семинолами не произошло новых схваток. Хватит того, что было!

Даже здесь ветер гулял вовсю, срывая с деревьев пожелтевшие листья. Кружась, они шелестели, словно предупреждали о чем-то. О чем?

Он выругал себя за нелепые мысли и свистнул, подзывая коня. Вскочив в седло, прислушался.

Ветер внезапно утих.

Он тронул поводья и поехал по лесной тропе.

Уильям!.. Это имя беззвучно сорвалось с ее губ, когда она выскочила из окна в сад и помчалась вперед, оставляя позади крики и суету.

Боже мой, Уильям! Нет, никто не заподозрит, что он замешан в этом, его ведь здесь нет! Конечно, он вскоре узнает… Узнает и поймет, что у нее не было другого выхода. Уильям пожалеет ее и позаботится о ней.

Да, поймет, что иначе она поступить не могла. Ведь защитников у нее нет. Промедление смерти подобно. Все решают секунды.

И потому – бежать… Бежать!

Девушка устремилась в сгущавшуюся темноту по дорожкам сада, все дальше от огромного дома с освещенными окнами.

Тропа уже не петляла. Он выбрался на довольно широкую дорогу. Конь, почуяв его настроение, перешел в галоп. Мужчина пригнулся к его шее, и он понесся во весь опор.

Вскоре они будут дома.

Теперь ему хотелось этого также, как прежде хотелось уехать, подставить лицо морскому ветру, избавиться от напряжения, чтобы…

Чтобы убежать отсюда, где все случилось.

От боли, постоянно мучившей его; от одиночества, особенно острого по ночам, но невыносимого и днем.

Конь мчался к дому.

Она укрылась под спасительной сенью деревьев, далеко от того места, где произошло ужасное… непоправимое. Конечно, они гонятся за ней, но все же упустили первые мгновения, когда их охватила растерянность. Девушка намного опередила преследователей, но снова бросилась бежать.

Уильям… О Господи! Уильям… Если бы ты был здесь…

Ей надо прежде всего переодеться. Покрасить волосы. И бежать… бежать, не останавливаясь…

Деревья расступились. Девушка увидела тропу. А что, если она ведет к центру города? Куда же бежать?.. Ах, все равно, главное – не останавливаться. Теперь ей остается одно: вечно бежать… Теперь она беглянка.

Новый Орлеан.

Зима 1835/36 года.

Джаррет Маккензи приметил эту женщину, едва та переступила порог старой таверны на пристани.

Сам он не сразу разглядел незнакомку, да это было не так уж легко: темный плащ с капюшоном закрывал с головы до пят. Однако по изящным изгибам тела, по грациозным движениям Джаррет понял, что это молодая женщина. Ее почти сразу окликнул Гарольд Иствуд, хозяин заведения. Кто же она? Новая служанка? Тогда, наверное, станет одной из привлекательных и доступных ночных бабочек Нового Орлеана… Джаррет, заинтересованный незнакомкой, с нетерпением ожидал, когда та снимет плащ. Что ж, если она действительно будет работать здесь, класс этой паршивой забегаловки повысится.

Впрочем, таверна не так уж плоха, пожалуй, даже лучшая из подобных заведений здесь, в доках. Сюда заглядывают деловые люди из этой части штата Луизиана, совершают сделки и не стесняются упоминать о таверне Гарольда Иствуда при своих женах. Здесь всегда вкусно накормят, приятные девушки споют вам несколько песенок под аккомпанемент спинета; выпивка самая разнообразная, женщины к вашим услугам, а порою можно принять участие в хорошей драке или поглазеть на нее. Таверна находится почти в самом центре порта Новый Орлеан, на берегу великой Миссисипи, и тут перебывала уйма всякого люда, который занимается чем угодно – от торговли и службы до разбоя.

Джаррет любил этот город, основанный больше сотни лет назад французами. Потом им владели испанцы и снова французы, пока президент Томас Джефферсон не предложил Наполеону Бонапарту, чтобы тот продал ему всю Луизиану, и сделка состоялась.

Джаррет впервые попал сюда еще юношей, в 1815 году, когда генерал Эндрю Джэксон командовал американскими войсками, защищая город от англичан, и с тех пор полюбил его узкие улицы, бегущие к реке, разнообразные дома во французском, испанском и американском стиле; литые чугунные балконы, маленькие сады, величавую Миссисипи и пеструю оживленную жизнь на ее берегах.

Ему нравилось захаживать и к Иствуду, в то не слишком почтенное заведение, где он и увидел сейчас женщину, явно не принадлежащую к этому кругу…