В общем, я видела, как вы заезжали, и подумала: времени на готовку у этой женщины точно не будет, раз вы едва успели сюда до шабата. Так что решила принести вам немного еды.

Бат-Шева вышла на крыльцо, нисколько не заботясь о том, что она в халате и любой прохожий может ее увидеть. Она улыбнулась миссис Леви и, представившись, пожала ей руку, как принято у мужчин на деловой встрече; у нас такое уж точно было не заведено.

– Как это мило с вашей стороны! Вы даже не знаете, как меня зовут, и принесли столько угощений! – воскликнула Бат-Шева.

Миссис Леви скромно улыбнулась, принимая комплимент. Это таки было мило с ее стороны, но не зря же она считала себя приветственной делегацией в одном лице. И, раз уж она тут, надо бы задать пару вопросов; к чему оставлять доброе дело без награды?

– Скажите мне, Бат-Шева – так ведь вас зовут? – что привело вас в Мемфис? Не каждый день к нам приезжают новые люди.

– Мне всегда хотелось стать частью маленькой дружной общины, – ответила Бат-Шева. – Я столько прекрасного слышала об этом месте и подумала, что нам тут будет хорошо. А теперь вижу, что не ошиблась.

– Не ошиблись, – подтвердила миссис Леви. – Мы, скажем прямо, гордимся нашим старым добрым южным гостеприимством. Но вы же не просто так выбрали именно Мемфис? Вы, наверное, кого-то отсюда знали?

– Да, знала одного, кто здесь жил, – только и бросила Бат-Шева, оставив миссис Леви гадать, кого же она имела в виду. Она мысленно пробежалась по списку всех, кто когда-либо живал в Мемфисе. Но ее размышления были прерваны Бат-Шевой, которая, сунувшись за дверь, окликнула дочь.

– Аяла, иди-ка сюда, посмотри, что у нас есть на шабат, – позвала она.

Аяла прибежала в одних трусах, и Бат-Шева рассмеялась.

– Я собиралась искупать ее, когда услышала ваш стук, – пояснила она.

Миссис Леви не нашла в этом ничего смешного. К обнаженному телу, пусть даже и у ребенка, следует относиться серьезно. Аяла исподтишка смущенно поглядывала на гостью, но не произнесла ни слова, и миссис Леви преисполнилась сочувствия к малышке. Ее собственные дети и внуки по неведомым причинам жили не в городе, и было так отрадно видеть ребенка, который нуждается в любви и заботе.

– Эта милая дама принесла нам целую корзину с едой. Смотри, сколько всего вкусного у нас есть на шабат! – сказала Бат-Шева.

Аяла заглянула в корзину. Она ничего не говорила, но пришла в такое возбуждение при виде еды, что миссис Леви засомневалась, получает ли она столь необходимое детям домашнее питание. С этим еще надо будет разобраться, но сейчас ее главная цель – узнать как можно больше о самой Бат-Шеве.

– Так вы говорили… – продолжила миссис Леви, надеясь вернуть Бат-Шеву к разговору о том, кого же она знала из Мемфиса.

– Разве я что-то говорила? А я и не помню, – засмеялась Бат-Шева. – Наверное, это жара так действует. Здесь адская парилка.

Эта Бат-Шева, бесспорно, загадочная особа, заключила миссис Леви, не говоря уже о вольностях в речи, особенно в присутствии ребенка. Одному Богу известно, как она выражалась без свидетелей. Но правильнее всего было позволить разговору течь свободно и непринужденно, и рано или поздно миссис Леви откопает недостающие части пазла.

– Летом всегда так, жуткая жара. Каждый день я думаю: сегодня самый жаркий день за всю историю, но просыпаюсь наутро, а за окном еще жарче, – поведала миссис Леви.

– Что же это я держу вас тут на пороге и даже не пригласила в дом. Зайдемте, я приготовлю что-нибудь выпить, – предложила Бат-Шева.

– Все в порядке, не нужно. Похоже, вы заняты по горло, да и дома сейчас наверняка кавардак. – Как ни хотелось миссис Леви побольше вызнать об этой женщине, но близилось время шабата. – Меньше всего вам сейчас нужны гости.

– Вы уверены? Так мило было с вашей стороны зайти. Это меньшее, чем я могу вас отблагодарить.

– В другой раз. Мне еще нужно кое-что приготовить, да и у вас, конечно, не со всеми делами покончено.

Они распрощались, и миссис Леви поспешила домой. Времени до захода солнца оставалось как раз на один-два звонка.

– Мы проговорили всего несколько минут, поэтому пока рано что-либо утверждать, – отчитывалась миссис Леви своей ближайшей подруге и конфидентке Хелен Шайовиц. – Но с ней как будто что-то не так. Пока не поняла до конца, что именно, но точно тебе говорю: что-то с ней не так.

– Вот как, – заметила Хелен. Узнавать обо всех новостях первой было одним из преимуществ дружбы с миссис Леви. Ее умение разведывать все, что происходит в Мемфисе, всегда поражало. Многолетний опыт научил Хелен безоговорочно доверять ее мнению.

– Перво-наперво, она вышла на крыльцо в халате. И чуть ли не на дорожку в нем выскочила. Ее как будто и не волнует, что люди увидят. Я пыталась выспросить, кто она да откуда, но она отвечала уклончиво – очень, очень уклончиво. Совсем даже не удивлюсь, если она сбежала от каких-то неприятностей. – И миссис Леви тут же припомнила парочку скандальных историй, которые начались ровно так же. – Ну и еще большой вопрос, почему Аяла выглядела так, словно сто лет не видала домашней еды. Бедная детка бегала полуголая, как будто живет в дикой природе.

– Все это неудивительно, – согласилась Хелен; она взяла за правило поддакивать всему, что говорила миссис Леви, даже если и не была до конца согласна. Но в данном случае, надо признать, заключения миссис Леви были в самую точку. – Не похожа она на приличную мать.

– Нет, определенно не похожа. У таких дамочек вечно нет времени на собственных детей. – Миссис Леви уже была готова порассказать о разных способах, которыми эти современные мамаши калечат своих деток, но тут как раз на плите закипел куриный бульон. Надо было бежать; времени оставалось только на последнее соображение.

– Попомни мои слова, Хелен. Это из тех историй, за которыми глаз да глаз.

Новость о визите миссис Леви разлетелась по всем соседям. Хелен Шайовиц позвонила Ципоре Ньюбергер, которая позвонила Бекки Фельдман, которая позвонила разом Арлине Зальцман и Рене Рейнхард, каждая из них позвонила Леанне Цукерман, и Наоми Айзенберг, и Джослин Шанцер. И хотя мы носились как угорелые, стараясь успеть допылесосить и домыть посуду, все уже были в курсе того, что разузнала о Бат-Шеве миссис Леви. Наши дома соединялись телефонным кабелем, протянутым через дворы, с упрятанным под землю коммутатором, на котором лихорадочно горели все лампочки.

На закате мы зажгли субботние свечи в серебряных подсвечниках – по одной свече